запрещения духовным лицам управлять светскими делами, да кроме того во 
Флоренции была масса примеров, доказывающих благотворное влияние духовных лиц 
на мирское управление: кардинал Латинус, Петр Мученик, Катерина Сиенская, 
Антонин – все это были святые защитники Флоренции. Затем воспользовались 
проповедью Савонаролы о необходимости церковной реформы: в этой проповеди 
Савонарола говорит, что гнев Божий висит над князьями и прелатами церкви. 
Проповедь напечатали, распространили по Италии и добились в Риме приказания, 
чтобы Савонарола шел проповедовать в Лукку. Удалив его из Флоренции, враги 
могли уничтожить начатое им дело. Савонарола покорился папскому приказанию и 
прочел четыре проповеди, прощаясь с прихожанами и заклиная их быть единодушными,
 продолжать развитие народного управления, жертвовать излишним для бедных. 
Слушатели были глубоко потрясены, плакали, и в Рим полетели просьбы об 
оставлении Савонаролы во Флоренции на время поста. Папа взял назад свой указ и 
позволил Савонароле остаться до Пасхи. Савонарола стал проповедовать о 
нравственной жизни. Только нравственно возродившиеся люди могли спасти 
республику. Истинная дружба, основанная на правдивости, честности и 
добродетели; сущность свободы и горькое положение рабов страстей; единодушие 
граждан, дающее силу обществу; любовь и милосердие, на которых должно 
созидаться общество; высокое призвание женщин поддерживать патриотизм в 
мужчинах и, вскармливая грудью, воспитать детей-граждан; вот главная сущность 
проповедей, с которыми обратился Савонарола к флорентийцам в великий пост 1495 
года. Исхудалый, полубольной, с горящими глазами, с благостным выражением лица, 
со страстной речью, прерываемой слезами, он довел толпу до последней степени 
увлечения: женщины, одетые просто и скромно, несли свои драгоценности в дар для 
раздачи бедным, брачащиеся давали обеты воздержания и целомудрия, молодежь 
перестала курить, смолкли светские песни; рабочие в праздничные дни засели за 
чтение Библии, церкви были полны народа, все стремились возможно чаще 
исповедоваться, и наконец дело дошло до того, что купцы и банкиры приносили в 
жертву бедным нечестно приобретенные деньги.
– Плаксы! молельщики! смиренники! опущенные головы! – осыпали их насмешками 
“беснующиеся”, выходя их себя от злобы на Савонаролу.
А из окрестностей Флоренции целые массы народа стекались послушать знаменитого 
проповедника, и в монастыре Сан-Марко, где, вместо пятидесяти монахов, теперь 
было уже двести тридцать восемь монахов, в монахи вступали дети знатных фамилий,
 ученые, профессора, литераторы, врачи.
Эти быстрые результаты проповедей Савонаролы должны были радовать великого 
проповедника, но участь народов и государств зависит от множества самых 
разнообразных причин, предотвратить которые нельзя никакими проповедями. 
Опасность ждала Флоренцию не от внутренних неурядиц и интриг, а от чисто 
внешних событий. Безумно начатое предприятие французов, как и следовало ожидать,
 кончилось не меньшим безумием. Людовик Сфорца призвал Карла VIII прийти в 
Италию для предъявления прав Анжуйского дома на неаполитанский престол. “Этот 
безумный проект, – по замечанию одного старого писателя, – был с поспешностью 
принят французским двором, скучавшим среди мира, не имея способностей извлечь 
из него пользу. Едва решив вопрос о предложенном Сфорцею предприятии, стали 
торопливо делать к нему приготовления или, вернее сказать, не имели даже 
терпения сделать их перед походом в Италию. Недоставало даже денег, настолько 
недоставало, что уже при вступлении в Ломбардию Карл VIII был доведен до 
горькой необходимости заложить бриллианты, одолженные ему герцогиней Савойской 
и маркизой Монферра. Через несколько дней после прибытия в Неаполь Карл VIII 
бежал с поспешностью из этого города, проходя с трудом по Италии, где он считал 
себя как бы пленником, и даже блестящая победа при Форново случилась, казалось, 
только затем, чтобы король мог свободнее бежать в свое государство”. 
Неаполитанцы в это время уже думали о возвращении на престол арагонской 
династии. В остальной Италии тоже начиналось брожение против французов, и, за 
исключением флорентийцев, все итальянские государства заключили союз для 
изгнания иноземцев. Дело сделалось быстрее, чем можно было ожидать. Когда Карл 
VIII, оставив Неаполь, направился в обратный путь, лежавший через Флоренцию, он,
 как всегда бестактный и легкомысленный, захватил с собою Петра Медичи. Как 
только дошел до Флоренции слух об этом, флорентийцы поднялись как один человек; 
вооружились все: мужчины, женщины, дети; все улицы забаррикадировались, дома 
обратились в крепости. Дело не могло обойтись без помощи Савонаролы, и он снова 
отправился на свидание с Карлом VIII. Грозя ему на словах и в письмах гневом 
Божиим, он успел отвратить от Флоренции опасность нашествия французов, которые, 
повеселившись в Пизе, миновали Флоренцию и ушли во Францию. Но он не мог так 
легко справиться с итальянскими владетелями, заключившими союз против французов.
 Они негодовали на Флоренцию, которая была союзницей Франции, негодовали на ее 
республиканское правление, негодовали на изгнание ею Петра Медичи, который 
теперь собрал войско и готовился завоевать Флоренцию. Савонарола снова взошел 
на кафедру и начал говорить о политике, призывая народ к борьбе против своего 
притеснителя. Воодушевленные его страстною речью, флорентийцы ободрились и 
быстро собрали войско. Петр Медичи был окружен со всех сторон врагами; истратив 
все деньги и потеряв даром время, лишенный своевременной поддержки со стороны 
желавших его возвращения во Флоренцию союзников, он должен был снова пуститься 
в бегство и прибыл в Рим. Герцог Миланский Людовик Сфорца, один из величайших 
интриганов того времени, агитировавший и за французов, и против них, был 
ненавистником Петра Медичи и потому интриговал против него, но в то же время он 
еще более ненавидел обличителя князей – Савонаролу и держал руку “беснующихся”, 
стремясь низвергнуть флорентийскую демократическую республику и в конце концов 
надеясь завладеть самой Флоренцией. Этот-то человек и начал вести подпольную