переодевшись простым монахом и припрятав предварительно свои драгоценности в 
монастыре Сан-Марко. Сеньория назначила цену за головы Петра и Джованни Медичи, 
а народ принялся за грабеж, срывая гербы с надписью “Медичи” и заменяя это 
слово словом “Popolani”. В это время вернулись полные безнадежности 
флорентийские послы от Карла VIII, принявшего их сухо и почти враждебно, так 
как ему улыбались более выгодные предложения Петра Медичи. Флорентийцы упали 
духом. Но пока они выслушивали горькие рассказы послов и соображали, что делать,
 в лагерь французского короля пришел худой, испостившийся монах; это был 
Савонарола. Он прошел сквозь густые толпы солдат прямо к королю, окруженному 
своей свитой, и сильным голосом, повелительным тоном заговорил: “Христианнейший 
король! Ты – орудие в руках Господа, посылающего тебя, чтобы освободить Италию 
от ее страданий, как я уже предсказывал в течение многих лет, и чтобы 
преобразовать церковь, лежащую в унижении. Но если ты не справедлив и не 
милосерд, если ты не станешь уважать и ценить город Флоренцию, его жен, его 
детей и его свободу, если ты забудешь дело, к которому призвал тебя Господь, то 
Он изберет другого для выполнения своей воли. Тогда Он наложит на тебя Свою 
гневную десницу и смирит тебя страшными наказаниями. Это возвещаю я тебе по 
повелению Господа”. Карл VIII и его свита выслушали эту речь с глубоким 
уважением к проповеднику, и Флоренция с этой минуты могла надеяться на лучшее 
отношение к ней французского короля...
Торжество въезда во Флоренцию Карла VIII имело странный характер: этот 
“союзник” успел уже допустить восстание городов, подвластных Флоренции, и 
въезжал в нее на боевом коне, с копьем у бедра, что означало, что он 
“победитель”; флорентийцы тоже со своей стороны разукрасили город коврами и 
цветами, а в домах спрятали “на всякий случай” вооруженных людей, готовых по 
первому призыву броситься на союзников. Не лучше были и переговоры: Карл VIII 
попробовал заговорить о возвращении Петра Медичи и предложил Флоренции 
невозможные условия; уполномоченные города, со своей стороны, желали как можно 
дешевле купить французский протекторат флорентийской свободе; на улицах в это 
время дошло до открытой стычки французских и флорентийских солдат, а во дворце 
Медичисов, где поместился Карл VIII, обменивались угрозами. “Мы прикажем 
трубить в трубы!” – гневно воскликнул король, а флорентийский патриот Коппони 
говорил: “А мы велим звонить набат в колокола”. Наконец пришли к заключению, 
что республика и король будут добрыми друзьями, оказывая друг другу взаимную 
помощь; король будет носить титул восстановителя и защитника флорентийской 
свободы; в три срока ему выплатят крупную сумму денег и на два года оставят за 
ним флорентийские крепости, если война с Неаполем не окончится раньше. При этом 
пришлось еще раз обратиться к тому же Савонароле, чтобы он поторопил короля 
поскорее выехать из Флоренции, где каждую минуту ждали столкновения с 
французами. Король и его приближенные ограбили сокровища дворца Медичисов, и 
город проводил с великой радостью покровителей своей свободы.
Флоренция была предоставлена самой себе, но без правительства, без властей; 
тогда народ собрался для выбора, по старому обычаю, двадцати “аккаппиатори”, 
или “центральных уполномоченных”, которые и должны были по своему выбору 
назначать людей на те или другие должности. Но флорентийцы давно отвыкли от 
самоуправления, и двадцать новичков, выбранных из разных сословий и несходных 
во мнениях, явились вполне бессильными на первых же порах и не могли 
согласиться между собою даже при выборе должностных лиц. Прежде чем освоились 
эти выборные со своим положением, явилась уже мысль о замене их новыми лицами, 
явилось в то же время и сознание, что старые республиканские формы отжили свой 
век и должны быть заменены новыми, за выработку которых и засели стоявшие во 
главе управления люди. Рядом с этим начались усиленные интриги партий и восстал 
грозный призрак безденежья в ту минуту, когда деньги нужны были и для уплаты 
обещанных сумм французам, и для подавления восстаний в подчиненных Флоренции 
городах, следовавших примеру Пизы. Все это не могло не испугать богатых людей, 
промышленников и торговцев, и они стали в выжидательное положение: широкая 
жизнь, производительность, торговля – все вдруг как бы замерло, и рабочий народ 
шлялся без дела по улицам, то тут, то там стонал от голода и порою грозил 
бунтом, благо в воздухе веяло восстаниями и беспорядками, охватившими 
подчиненные Флоренции города. Настал один из тех повторяющихся нередко в 
истории моментов, когда обуздывают чернь и спасают ее от стихийной бури не 
политики, не ученые, не военные, а люди, высокие нравственно и на словах, и на 
деле, воодушевленные, пламенные патриоты, Минины и Жанны д'Арк, вокруг которых 
еще при их жизни создаются народом легенды. Одним из таких людей был Савонарола.
 Обстоятельства, помимо его желания, принуждали его вмешаться в мирские дела и 
поднять голос, и он заговорил снова: “Откажитесь от роскоши и тщеславия, 
продайте излишние вещи и раздайте бедным. Граждане, позвольте нам собирать 
милостыню во всех церквах для бедных в городе и в храме. Употребите на них, 
хотя на один год, деньги пизанского университета, и если этого мало, то 
позвольте положить руку на сосуды и украшения церквей. Я сделаю это первый... 
Но прежде всего составьте закон, повелевающий открыть лавки, и дайте работу 
народу, болтающемуся теперь праздно на улицах... Воспойте Господу песню новую!..
 Господь желает, чтобы все обновилось, чтобы все прошлое уничтожилось, чтобы 
ничего не осталось от дурных обычаев, дурных законов, дурного правительства. 
Теперь пришло время, когда слова должны уступить место делам, а пустые 
церемонии – благочестию. Господь говорит: “Я был голоден, и вы не накормили 
Меня. Я был наг, и вы не одели Меня”. Но он не говорил: “Вы Мне не строили 
красивых церквей и красивых монастырей”. Он считал только дела любви. Любовью 
вы должны обновить все”.