телесные наслаждения; но через несколько дней оно пришло к заключению, что так 
не мог думать мудрец, его учитель, а что тот разумел нечто более высокое. 
Поэтому оно вернулось к нему и сказало: "Учитель, тому ли ты меня учил, что это 
тело есть Сущее? Я вижу, что все тела умирают, Сущее же не может умирать". 
Мудрец отвечал: "Найди его; ты Оно". Тогда божество подумало, что то, что 
разумеет мудрец, суть жизненные силы, действующие в теле; но после некоторого 
времени нашло, что, если оно ест, эти жизненные силы остаются крепкими, а когда 
голодает, они слабеют. Оно пошло опять к мудрецу и сказало: "Учитель, думаешь 
ли ты, что Сущее это жизненные силы?" Мудрец отвечал: "Найди его сам; ты – Оно".
 Божество вернулось еще раз, подумав, что, быть может, Сущее значит – разум; но 
через несколько дней пришло к заключению, что мысли бывают так различны, – то 
хорошие, то дурные, – что разум слишком изменчив, чтобы быть Сущим. Оно еще раз 
пошло к мудрецу и сказало: "Учитель, я не думаю, чтоб и разум мог быть Сущим; 
его ли ты разумел?" – "Нет, – отвечал мудрец, – ты – Оно; найди его сам". 
Божество ушло и наконец поняло, что несомненно оно само и есть Сущее, превыше 
всякого разума. Одно, не имевшее рождения и смерти, что меч не может пронзить, 
ни огонь сжечь, что воздух не может иссушить, ни вода растворить; безначальное, 
нерожденное, неизменное, неосязаемое, всеведущее, всемогущее Сущее, которое не 
есть ни тело, ни разум, но выше их обоих. Тогда оно удовлетворилось; а бедный 
демон, благодаря своей привязанности к телу, так и не узнал истины. 
В этом мире много таких демонских натур, но есть также и божественные. Если 
кто-нибудь предложит научить, как увеличить способность чувствовать наслаждение,
 он найдет множество готовых учиться; но если он задумает указать человечеству 
самую высочайшую цель, к этому отнесутся без всякого внимания. Очень немногие 
способны понять высшее, еще меньше людей имеют терпение достигнуть его; но все 
же есть и такие немногие, которые знают, что, если бы тело было сохранено на 
тысячу лет, результат в конце вышел бы тот же: когда силы, удерживающие его 
целым, оставляют его, тело должно разрушиться. Никогда не был рожден ни один 
человек, который мог бы хоть на один миг остановить изменения в своем теле. 
Тело есть название ряда изменений. "Как в реке на ваших глазах перемещаются 
массы воды и притекают новые массы, сохраняя все ту же форму, так и в нашем 
теле". Тем не менее тело следует содержать крепким и здоровым; оно лучшее 
орудие, какое мы имеем. 
Это человеческое тело есть высшее тело во вселенной, и человеческое существо 
высшее из существ. Человек выше, чем все животные, чем все ангелы. Нет никого 
выше человека. Даже Девы (божества) должны опять спуститься вниз, чтобы 
достигнуть спасения путем воплощения в человеческий образ. Только человек 
достигает совершенства; самые божества не достигают его. По учению иудеев и 
магометан Бог сотворил человека после сотворения ангелов и всего прочего и, 
сотворив человека, велел ангелам прийти и приветствовать его, и все исполнили 
это, кроме Иблиса, которого Бог проклял за это, и он стал сатаной. За этой 
аллегорией скрывается великая истина, что человеческое рождение есть величайшее 
рождение, какое мы можем иметь. Низшее существо, животное, неразумно и создано 
большею частью из Тамаса (темной материи). Животные не могут иметь высоких 
мыслей, и ни ангелы, ни божества (Девы) не могут достигнуть свободы иначе, как 
ставши человеком. В человеческом обществе, подобным же образом, слишком большое 
богатство или слишком большая бедность составляют огромную помеху развитию души.
 Великие люди мира выходят из средних классов, где силы равномерно согласованы 
и уравновешены. 
Возвращаясь к нашему предмету, мы приходим затем к Пранаяме, управлению 
дыханием. Что общего оно имеет с сосредоточением сил сознания? Дыхание подобно 
маховому колесу машины. В большой машине вы видите, что сначала движется 
маховое колесо и что движение от него передается последовательно более тонким 
частям до тех пор, пока самые нежные и тонкие механизмы в машине не придут в 
согласное движение. Дыхание есть то же, что маховое колесо: оно передает и 
регулирует движущую силу всего в этом теле. 
Был некогда у одного великого короля министр. Он впал в немилость, и король в 
наказание велел запереть его на вершине очень высокой башни. Это было исполнено,
 и министр остался там и должен был погибнуть. Но у него была верная жена. 
Ночью она пришла к башне и крикнула на вершину своему мужу, не может ли она 
чем-нибудь помочь ему. Он сказал ей, чтобы на следующую ночь она пришла опять к 
башне и принесла с собою длинную веревку, крепкий шнурок, моток ниток и 
шелковинку, таракана и немного меду. Очень удивляясь, добрая жена повиновалась 
мужу и принесла требуемые предметы. Муж приказал ей крепко привязать шелковинку 
к таракану, потом смазать усики его каплею меда и посадить его на стену башни 
головою вверх. Она исполнила все эти распоряжения, и таракан отправился в 
длинное путешествие. Слыша впереди себя запах меда и желая добыть его, он 
медленно полз все вперед и вперед, пока наконец не достиг вершины башни, где 
министр схватил его и овладел шелковинкою. Тогда министр сказал жене, чтоб она 
привязано другой конец шелковинки к мотку ниток, и после того, как вытащил 
последний, повторил ту же историю с крепким шнурком и наконец с веревкой. 
Остальное было легко. Министр по веревке спустился с башни и убежал. В нашем 
теле дыхательное движение есть шелковинка: овладев и научившись управлять им, 
мы схватим моток ниток – нервные токи, а за ними крепкий шнурок – наши мысли, и,
 наконец, веревку – Прану (жизненные силы тела), овладев которой, мы достигнем 
свободы. 
Мы не знаем ничего о нашем собственном теле. В лучшем случае мы можем взять 
мертвое тело и разрезать его на куски. Есть люди, которые могут резать на куски 
даже живое животное, чтобы видеть, что находится внутри тела; и все-таки они не 
найдут ничего общего с нашим собственным телом. Мы знаем очень мало о нем.