разума; и хотя желание достигнуть этого прочно заложено в нас, мы знаем, что 
лучшее, что мы можем сделать, – это сдерживать и останавливать себя в этом 
стремлении.

Каждое побуждение нашего сердца постоянно влечет нас к эгоистичным поступкам, и 

в то же время какая-то высшая сила предупреждает нас, что хорошо только 
бескорыстие. Каждый ребенок рождается оптимистом. Ему снятся золотые сны. В 
юности его оптимизм еще больше усиливается. Молодой человек с трудом верит, что 

существуют такие вещи, как упадок сил, разрушение, смерть. Увы, приходит 
старость, и жизнь обращается в груду развалин. Грезы разлетаются, и в старости 
человек становится пессимистом. Так переходим мы от одной крайности к другой, 
получая постоянно безжалостные толчки судьбы, не зная, куда она ведет нас, и не 

замечая, что мы ее рабы. Это напоминает мне знаменитую песнь в «Лалитавистаре», 

биографии Будды. Будда родился, говорится в этой книге, чтобы спасти 
человечество, но среди роскоши дворца забыл о своем предназначении. Чтобы 
пробудить в нем воспоминание, явились ангелы и спели ему песнь, припев которой 
был: «Мы плывем по реке существования, которая есть постоянное изменение, не 
имеющее ни остановки, ни отдыха». Такова жизнь всех нас, идущих все вперед и 
вперед, не зная передышки. Что же нам делать? Человек, у которого вдоволь еды и 

питья – оптимист. Он просит не говорить ему о нищете; она его пугает. Не 
говорите ему о горестях и страданиях мира. Идите к нему и скажите, что все 
прекрасно. «Да, – скажет он, – я обеспечен: посмотрите на меня – у меня хороший 

дом, я не думаю ни о холоде, ни о голоде. Не рисуйте же мне этих ужасных картин.

 Если есть другие, которые умирают от холода и голода, идите к ним и
проповедуйте
им, что это в порядке вещей». Но вот другой человек, жизнь которого прошла в 
ужасных страданиях, он не хочет и слышать о чем-нибудь хорошем, о чем-нибудь 
прекрасном и радостном. «Пугайте всех, – говорит он. – Почему другие будут 
смеяться, когда я плачу? Я должен заставить всех плакать вместе со мной, так 
как я несчастен, и единственное что меня может утешить, это мысль о том, что и 
все другие тоже несчастны». Так мы совершаем наш путь среди оптимизма и 
пессимизма.


Кроме того, существует еще нечто подавляющее – смерть. Весь мир идет к смерти. 
Все умирает. Все наши успехи, все, чем мы гордимся, – наши реформы, наша 
роскошь, наше богатство, наши науки, все имеет один конец – смерть. Что все 
кончается смертью, в этом никто не сомневается. Города возникают и исчезают, 
государства создаются, процветают и распадаются, планеты разрываются и 
рассыпаются в пыль, уносимую атмосферами других планет. Это продолжается с 
безначальных времен. А где же конец? Конец всего – смерть. Смерть – конец жизни,

 красоты, богатства, могущества и добродетели. Умирают святые, умирают и 
грешники; умирают короли, умирают и нищие. Все идут к смерти, и все-таки 
продолжается эта ужасная привязанность к жизни; мы не можем отделаться от нее. 
Это
майя.


Мать заботливо растит своего ребенка. Вся ее душа, вся жизнь – в нем. Ребенок 
вырастает, и из него получается грубое животное, которое каждый день бьет свою 
мать. Но ее привязанность к нему не ослабевает, а когда разум наконец 
пробуждается в ней, она подавляет его мыслью о любви. Она не думает о том, что 
это совсем не любовь, а нечто другое, овладевшее ее чувствами, какие-то путы, 
которые, как бы ни старалась, она не может стряхнуть с себя. И это
майя
.


Все мы стараемся добыть золотое руно. Каждый думает, что именно он овладеет им, 

но как мало его в мире! Всякий разумный человек видит, что его шансы добыть это 

руно очень слабы, что его шансы – один на двадцать миллионов, и все-таки никто 
не может удержаться от борьбы за него, хотя большинство никогда ничего не 
достигает. Это тоже
майя.


Смерть день и ночь ходит крадучись по земле, а мы думаем, что будем жить вечно. 

Однажды спросили царя Юдхиштхиру,
[4]