|
бы то ни было другой религии.
Вспомните Нагорную проповедь. Каждый человек, который исполнил бы ее, сделался
бы тотчас совершенным, стал бы Богом.
А еще говорят, что христианскую веру исповедуют многие миллионы людей. Неужели
вы думаете, что все они действительно христиане? Те, кто считает себя
христианами, быть может, когда-нибудь в будущем смогут осознать смысл этой
проповеди. Но в настоящее время из двадцати миллионов так называемых христиан
не найдется и одного, который бы сделал это.
Так же обстоят дела и в Индии. Говорят, что там триста миллионов ведантистов.
Если бы из тысячи их хотя бы один действительно осознал суть этой религии, наш
мир в пять минут стал бы совсем другим. Все мы на самом деле атеисты, хотя и
нападаем на тех, кто открыто признается в этом. Все мы ходим в потемках; для
нас религия не имеет никакого значения; мы признаем ее умом, но служит она
только предметом пустых разговоров. Один говорит о ней очень хорошо, другой
плохо; и в этом, и
только
в этом, и состоит наша религия. «Искусство соединять слова, риторические
способности и умение объяснять различным образом тексты священных писаний –
только развлечение для образованных людей, но совсем не религия», – говорится в
текстах писаний. Религия начинается только тогда, когда в нашей собственной
душе зарождается действительное ее осуществление. Только тогда в нашем сознании
займется заря религии, только тогда мы станем религиозными и только тогда
сможем стать истинно нравственными. Сейчас же мы не более нравственны, чем
животные, потому что нас сдерживает только кнут общества. Если бы сегодня
общество сказало: «Воровство больше не наказывается», – мы тотчас набросились
бы на чужую собственность. Нас делает нравственными только страх полиции.
Общественное мнение также в огромной степени определяет нашу так называемую
нравственность. Не подлежит сомнению, что мы лишь немногим лучше животных. В
глубине нашего сердца мы признаем, что это верно. Так не будем же лицемерами,
сознаемся, что мы не религиозны и не имеем права смотреть свысока на других.
Все мы братья, и все сделаемся нравственными, когда станем по-настоящему
религиозными.
Если вы побывали в какой-нибудь стране, то вас могут потом резать на куски, но
вы никогда не скажете самому себе, что не видели ее. Физическим насилием вас
могут вынудить сказать это, но сами вы будете знать, что это неправда.
Совершенно так же, если Бог для вас реальнее, чем весь внешний мир, ничто не
будет в состоянии поколебать вашу веру. Тогда вы начнете верить по-настоящему.
Это то, о чем говорится в словах Евангелия: «Если вы будете иметь веру с
горчичное зерно…» Тогда вы впервые познаете истину, так как сами станете
истиной.
Теперь возникает вопрос: а может ли быть такое восприятие Бога? Вот самое
существенное требование веданты: «Осуществляйте религию. Не ограничивайтесь
одними лишь рассуждениями о ней! Ее нужно видеть! Видеть собственными глазами,
как бы это ни было трудно». «Он, изначальный Единый, скрыт в каждом атоме и в
сокровенном тайнике каждого человеческого сердца! Мудрецы видели Его силой
внутреннего зрения, и при этом становились выше всякой радости и всякого
страдания, выше того, что мы называем добродетелью, и того, что называется
пороком, выше наших добра и зла, бытия и небытия. Ибо тот, кто видит Его,
познает Реальность». Что же тогда представляет собой идея о небесах? Это идея о
счастье при отсутствии страдания. Другими словами, то, чего мы желаем на небе,
– это все радости земной жизни без ее горя. Без сомнения, эта идея очень
хороша; она приходит совершенно естественно, но представлять себе такое
состояние – большое заблуждение, так как не может быть ни такой вещи, как
абсолютное благо, ни такой, как абсолютное горе.
Все вы слышали о том римском богаче, который, узнав, что у него осталось только
около миллиона фунтов стерлингов, сказал: «Что же я буду делать завтра?» – и
лишил себя жизни. Миллион фунтов означал нищету для него, но не для вас и не
для меня. Для нас этой суммы было бы более чем достаточно на всю нашу жизнь.
Что такое радость и что такое печаль? Это величины, постоянно уменьшающиеся и
исчезающие. В детстве я думал, что для меня было бы пределом счастья стать
извозчиком и постоянно ездить на лошадях. Теперь я так не думаю. Все мы должны
постараться понять, какое удовольствие нам особенно дорого. Оно будет одним из
последних заблуждений, от которых нам следует освободиться. У каждого свои
удовольствия. Я видел человека, который был несчастен, пока не получал порции
опиума. Вероятно, и рай он представлял себе как место, где сама почва создана
из опиума. Мне бы отнюдь не хотелось попасть в такой рай. В арабской поэзии мы
читаем о небесах, полных садов с текущими по ним реками. Я большую часть жизни
прожил в стране, где воды слишком много. Каждый год несколько деревень и тысячи
жизней становятся ее жертвами. В моем рае не было бы садов с протекающими по
ним реками. Мой рай был бы сухой страной, в которой выпадает очень мало дождя.
|
|