конкретизации. Одним из самых продуктивных мета-философских контекстов 
представляется «наука о философиях» Д. Б. Зильбермана, где выделяется следующее 
«генетическое» свойство индийских философских систем: сами индийские философии 
автономны и не определяются никакими экстра-философскими факторами, а зависят 
исключительно друг от друга. Разворачивающаяся в них философская активность 
проинтерпретирована Зильберманом как praxis sui generis, направленный 
исключительно на воспроизводство каждой из этих систем посредством репродукции 
их всех. Рассматривая йогу, Зильберман обращает внимание на то, что йогический 
термин «медитация» (дхьяна) весьма близок декартовой медитации и может быть 
удачнее всего переведен как «мышление», при соответствующем уточнении смысла 
термина. Мышление рассматривается в обоих случаях не как естественный ход мысли 
индивида, но как объективированная техническая процедура дивидуального 
конструирования (викальпа). Данный метод, известный в древней йоге еще до 
создания сутр, применялся Декартом в разработке аналитической геометрии, но не 
в его философии с позиций радикального сомнения. Весьма примечательно, 
подчеркивает Зильберман, что метод викальпы, повсеместно принятый в современной 
науке со времен Галилея, никак не привился в западной философии, сохранившей 
«естественную установку» познания и ориентацию на «истину». Исключение 
составляет Гегель, что, впрочем, отдельная тема.

В трудах Зильбермана отчетливо проведены параллели между йогой и феноменологией,
 и в данном контексте йога оказывается неотделимой от санкхьи. Йога как 
психо-технология осуществляет практическую проработку категорий состояний 
сознания (таттв), теоретически провиденных санкхьей как психо-теорией, а 
санкхья развивает свою телеологию, столь необходимую йоге. Психологическая 
теория санкхьи развивается потому, что обнаруживает в йоге практическое 
приложение своих схем. Зильберман не считает психологию санкхьи ни 
экспериментальной психологией, ни теоретической дисциплиной в западном 
понимании. Для него это некоторая внешняя форма того содержания, которое она 
транслирует в йогу и получает, по апробации, обратно. При таком истолковании, 
вся программа гуссерлевской феноменологии оказывается по сути выполненной в 
санкхье. Конкретнее, санкхья обеспечивает материал для феноменологической 
активности йоги. Соответственно, йога, целенаправленно меняющая ментальные 
состояния, обращается к санкхье за помощью в их вербализации. Зильберман 
усматривает аналог йоги в прагматическом аспекте феноменологии: принцип 
структурирования состояний сознания (читта вритти ниродха) используется здесь 
для натурализации интенционального сознания в стабильные элементы его структуры.
 Эта натурализация, как и вся прагматика Патанджали, однако, повисает в воздухе 
без теоретических конструкций санкхьи.

В истолковании Зильбермана практика хатха-йоги оказывается деятельностью в 
пограничной области между философией и наукой, точнее, в сфере пересечения 
психофизиологии и феноменологии. Особенно поражает Зильбермана автономия 
мышления, т. е. независимость от осмысляемого материала, которая представляется 
ему наглядной в случае прагматического трансцендентализма йоги. Данный вывод 
опирается на привязанность практики хатха-йоги к работе с чакрами, обучение 
которой должно начинаться знакомством с символической диаграммой человеческого 
тела. Не язык, а само тело йога представляет собой в данном случае 
метаморфическую форму дивидуального мышления. По Зильберману, субъективное 
мышление или объективированная мифология не имеют значения в йогической 
практике, коль скоро даже в индивидуализированной телесной деятельности главным 
для йога оказывается культурная матрица его существования. Вывод Зильбермана 
как нельзя лучше встраивается в контекст нашего исследования, предоставляя один 
из вариантов его завершенности:

«Хотя символы, используемые йогами, кажутся на первый взгляд идентичными, их 
внутреннее значение различно в разных школах и культурах. Истинная цель 
йогических упражнений (как раз она-то и выдает фальшь западных имитаций) – в 
переживании не определенных психофизических состояний, а смыслов традиции, 
которые наполняют эти упражнения реальным содержанием. В этом смысле йога не 
более физиологична, чем, например, церковь как социальный институт 
христианства… Йога была сконструирована специально, целенаправленно; материалом 
же для данного конструирования послужил естественный опыт человеческого тела».





Пролог к исследованию современных традиций




Школьная принадлежность самосознания йога




Возвращаясь к самому началу, повторим: современные школы хатха-йоги при всем их 
разнообразии объединены стремлением возвести основания, определяющие