нежелание употреблять пищу. Он также демонстрировал резкие изменения настроения,
 отсутствие интереса к мирским заботам и видения в экстатических состояниях. 
Вероятно, можно с уверенностью сказать, что с точки зрения западной психологии 
результат его экстатических проявлений не особенно положителен, так как он 
потерял способность следить за собой или своей жизнью из-за своей поглощенности 
Богом-сознанием. Его слишком поглотил процесс. В Индии такое увлечение 
поклонением Богу вполне приемлемо, а иногда и почитаемо, ведь Чайтанья 
считается одним из величайших индийских святых и воплощением самого Кришны. 
Потеряв себя в ощущении единения с Единым, он вошел в мир богов и стал символом,
 несущим в себе нечто божественное и вдохновляющее других, безотносительно к 
вопросам индивидуации или душевного равновесия. Его эмоциональные крайности 
стали неотъемлемой его частью, а чувство его собственного "я", по-видимому, 
было развито в нем не настолько, чтобы вместить в себя великие божественные 
аспекты его психики в сколько-нибудь связном виде. 
      ШРИ АНАНДАМАЙИ МА 
       Более современный индийский мистик, Шри Анандамайи Ма, родилась в Индии, 
в деревне Кхеора, 30 апреля 1896 года. Ее биограф, Бхайджи, писал, что и мать, 
и отец ее были простыми людьми, которые посвящали свои молитвы Богу и были 
добрыми и любящими по природе. [10] В семье всегда было много просвещенных 
пандитов и истинных верующих. Когда Анандамайи Ма была еще ребенком, на теле ее 
проявилось много "необычных явлений" (не указано, каких именно), большинство из 
которых прошли для окружающих незамеченными. Так как она держалась в стороне от 
других и была ко всему безразлична, много людей считали ее отсталым ребенком. 
Часто она не могла сказать, где была или что говорила пару минут тому назад. 
Она разговаривала с деревьями, растениями и невидимыми существами и часто 
становилась рассеянной, погружаясь в свои мысли. В 12 лет ее выдали замуж за 
брамина из ее селения, жизнь которого была посвящена приумножению 
благосостояния других, и следующие девять лет она прожила в неизвестности. [11] 

       С 17 до 25 лет она иногда впадала в трансы, и тогда ее тело цепенело и 
немело, и она пела имена богов и богинь. Люди видели, как в 22 года, когда она 
читала мантры, из тела ее вспышками вылетали видения богов и богинь. Иногда 
случалось, что она непроизвольно выполняла разнообразные позы йоги (сама она 
никогда йогой не занималась). На протяжении 15 месяцев она не могла говорить, а 
после того, как к ней вернулся дар речи, она добровольно продолжала молчать еще 
21 месяц. Когда она мысленно представляла образы богов и богинь, то 
непроизвольно выполняла ритуалы и обряды поклонения (хотя утверждала, что 
сознательного желания этого делать не имела), что делала совершенно правильно, 
опять-таки никогда этому не учившись. При этом она, по ее словам, была 
поклоняющейся, объектом поклонения и актом поклонения одновременно. Позже она 
говорила: "Личности и формы богов столь же реальны, как ваше или мое тело. Их 
можно постичь внутренним зрением, которое открыто чистотой, любовью и 
почитанием". [12] 
       Бхайджи писал, что доминирующим настроем ее ума в то время было 
"естественное выражение символизма мантр и практики йоги", и дальше она 
продолжала соблюдать свою отстраненность и молчание "до того времени, когда 
глубочайший мир и покой не стали господствующими качествами ее жизни". [13] Вся 
ее внешность светилась блаженством и счастьем. Когда она жила в Дакке, в 
возрасте около 27 лет, ее покой стал привлекать последователей. "Трудно описать,
 в какое блаженство покоя погружались их души в ее присутствии". [14] 
       Часто во время киртана (пения и чтения гимнов) она впадала в транс. 
Однажды, нанося алую краску на лоб одной женщины, она уронила ящичек, упала и 
стала кататься по земле. Затем медленно поднялась и встала на больших пальцах 
ног. Обе руки ее были вытянуты вверх, голова слегка наклонена в сторону и назад,
 а неподвижный взгляд сияющих глаз был обращен к дальнему краю неба. Она начала 
двигаться и танцевать, словно наполненная небесным присутствием, пока наконец 
тело ее не осело на пол, словно растаяв, и она опять стала кататься по земле. 
Затем из уст ее полился мягкий напев, а из глаз хлынули слезы. 
       Во время киртана она часто запрокидывала голову назад, пока не касалась 
затылком спины, делала вращательные движения кистями и стопами, пока не падала 
плашмя на пол, начинала по нему кататься, сильно потягивалась, размер ее тела 
мог увеличиваться или уменьшаться, при этом приостанавливалось дыхание. Иногда 
казалось, что в теле ее нет костей, она подпрыгивала, как резиновый мячик, но 
движения ее были стремительны, как молнии. Корневые мешочки волос разбухали, 
заставляя волосы вставать дыбом. Какая бы мысль не пронеслась в её мозгу, тут 
же тело демонстрировало соответствующее ей физическое выражение. 
       В согласии с дыханием тело ее колебалось ритмично, словно волны 
накатывали на берег, и, раскинув руки, она покачивалась в такт музыке. Точно 
так, как опавшие листья слегка покачиваются на ветру, так изящны были ее 
движения. Ни один человек, каких бы усилий он ни прилагал, не мог бы повторить 
их. Все присутствующие чувствовали, что мать танцевала под влиянием 
божественных сил, которые колебали все ее существо волнообразно. [15] 
       В уединении она непроизвольно выполняла асаны и мудры йоги. Часто 
казалось, что дыханье ее полностью останавливалось, и тогда ее кисти, стопы и 
шея "выворачивались под такими неимоверными углами, что, казалось, они никогда 
не примут своего естественного положения. Яркое сияние начинало исходить из ее 
тела, освещая окружающее пространство, а потом, разрастаясь, охватывало всю 
вселенную. В такие моменты она заворачивалась в кусок ткани и удалялась в 
уединенный уголок дома". [16] В такие периоды взглянувшие на нее могли испытать 
блаженство, а коснувшиеся ее ног падали без сознания. Места, где она лежала или