ыл самый обычный дом в захудалом
пригороде Кэтфорд на юго-востоке от Лондона, а первый этаж занимала другая 
семья,
Доусон и умер. Он любил вспоминать свое парижское прошлое и как-то сказал 
Шерарду, что
литературная жизнь ему не удалась. В будущем, сказал Доусон, надо заняться 
чем-нибудь
другим. Его мучил кашель, и Шерард достал ему немного настойки рвотного корня. 
Кашель
продолжался, Шерард поехал за врачом. Пока его не было, Доусон сказал его жене: 
«Вы —
ангел небесный, да благословит вас Господь». Шерард вернулся, и, пока он 
помогал другу
сесть, чтобы было легче дышать, и вытирал ему лоб, голова Доусона упала. Ему 
было
тридцать два года.
Уайльд написал из Парижа Леонарду Смайзерсу, который сам к этому времени
разорился, и попросил его положить от его имени цветы на могилу Доусона. В этом 
письме
— знаменитая эпитафия Доусону: «Бедный раненый человек, такой прекрасный, 
трагически
воспроизвел всю трагическую поэзию, как в символе, или как в пьесе. Надеюсь, на 
его
могилу положат лавровый венок, и руту, и мирт, потому что он знал любовь». В 
столетнюю
годовщину его смерти «Общество 1890-х годов» положило венок из руты, розмарина 
и мирта
на его надгробие, а потом члены «Погибельного клуба» полили могилу абсентом.
Бездомный, беззубый, иногда безумный, Доусон дожил до 1900 года. Он вряд ли мог
умереть в более подходящий год. Йейтс вспоминал, как резко девяностые пришли к 
концу:
Потом в 1900 году все спустились с ходулей, и больше никто не пил абсент с 
черным кофе,
никто не сходил с ума, никто не кончал самоубийством, никто не становился 
католиком, а если это
и бывало, я о том забыл.
Насчет абсента он ошибался.
Глава четвертая
А В ЭТО ВРЕМЯ ВО ФРАНЦИИ...
Гастон Бове — обреченный любитель абсента из романа Марии Корелли «Полынь» —
человек с литературными устремлениями: он даже написал небольшой очерк об 
Альфреде де
Мюссе. Тот одним из первых крупных французских поэтов стал жертвой абсента, но 
позднее
в XIX веке эта зависимость становится чуть ли не профессиональным заболеванием
литераторов. Стихи у Мюссе — меланхоличные, они часто посвящены утраченной 
любви.
Его первая опубликованная книга — вольный перевод Томаса де Квинси («Исповедь
англичанина, любителя опиума»), полный его собственных отступлений и даже
«улучшений» оригинала; например, Мюссе вновь соединяет де Квинси с Анной, 
потерянной
им девочкой-проституткой, в сентиментально счастливой развязке, как будто 
оригинал
показался ему невыносимо печальным.
Мюссе пил несколько лет в «Cafe Procope» и «Cafe de la Regence» на углу улицы 
Сент-
Оноре и площади Пале-Руаяль. В журнале братьев Гонкур было напечатано такое 
сообщение
из вторых рук:
Доктор Мартен вчера сказал мне, что часто видел, как Мюссе пьет в «Cafe de la 
Regence»
абсент, напоминавший густой суп. Потом официант обычно подает ему руку и 
доводит или,
скорее, почти доносит его до коляски, которая ждет у дверей.
То, что Мюссе пил абсент, все знали. Почти через шестьдесят лет после его 
смерти,
незадолго до запрета, Альфред Жиро, французский политик родом из округа 
Понтарлье, где
абсент производился, старался его защитить (у него, кстати сказать, был вложен 
капитал в
производство). Нелепо ставить под угрозу столь успешную отрасль французской
промышленности, говорил Жиро. Противники абсента полагают, что люди звереют от 
него,
но сам он пьет абсент каждый день, а разве он похож на бешеную собаку? Наконец, 
в
отчаянии, Жиро привел последний довод: абсент вдохновлял Альфреда де Мюссе, 
разве
можно его запретить?
При жизни Мюссе стал членом Французской Академии, но редко приходил на
заседания. Когда кто-то заметил, что его почти никогда