|
обы лучше понять образ абсента, сложившийся в общественном мнении того
периода, нам
придется погрузиться в пучину плохой поэзии.
Связь с Францией вполне понятна, именно ее мы находим у Гилберта в песенке
«Булонь», где есть бессмертные строки: «Можно посидеть в кафе с неприличными
людьми».
Мало того:
Подражая французу, затянитесь потуже
И напейтесь абсента опять,
И потом на бильярде посильнее наярьте,
Пока можете как-то играть.
Все это вроде бы справедливо. Роберт Уильяме Бьюкенен бьет больнее. Некоторые
пишут, что Бьюкенена «не очень много читают в наши дни». И заслуженно. Но в
свое время
он был плодовитым стихоплетом и защитником моральных устоев. Если его вообще
сейчас
помнят, то за обличение упадка и порока, особенно за нападения на Суинберна
(«нечистый»,
«извращенный», «чувственный») и на прерафаэлитов, которых он бранил в эссе 1871
года
«Плотская поэзия». Словом, осуждал он многих и в стихотворении «Мятежники»
(«The
Stormy Ones») поместил на корабль всех неугодных ему писателей и поэтов —
Байрона,
Мюссе, Гейне и других. Все эти «властелины мятежа и мрака» оказываются на
корабле
дураков:
Высоко на мачте их флаг —
Белый череп, злобный костяк, —
И красуется их девиз:
«Ешь и пей, гуляй, веселись!»
Суета, суета — наши дни,
Что ж, скорей абсента хлебни.
Бог? Да что вы, какая тоска!
Мне скорее геенна близка.
Генриха Гейне, немецкого романтика, жившего и умершего в Париже, очень осуждали
в викторианской Англии. Когда дети Чарльза Кингсли, автора «Водных Малюток»,
спросили
его, кто такой Гейне, он счел, что должен ответить: «Плохой человек, мои
дорогие, очень
плохой». Этот ответ казался Джорджу Сентсбери одним из критериев твердолобого
викторианского морализма. Бьюкенен написал и стихи специально о Гейне, где тот
представлен каким-то распутным карликом:
В городе абсента и безверья,
Где Энциклопедия — как дома,
Феи, тролли и лесные звери
Окружили немощного гнома.
Гном, в конце концов, умирает, и его хоронят на Монмартрском кладбище, где, по
мнению Бьюкенена, ему и место. Там, где он спит, «и во тьме, и в лунном свете /
нечисть
чужеземная кишит».
Менее фольклорные мотивы Бьюкенен вводит, когда бранит порочные французские
романы, которые плодятся, как гадюки, распространяя уныние и усталость:
Как зовется настроенье безутешного сомненья,
Что обносками прикрыто?
Ennui* [Уныние, скука, тоска (франц.)]. Вот змей, ползучий
Средь дурных романов кучи,
Злобой и развратом дышит,
Слова доброго не слышит.
Породил их бес печати,
Вот уж кто пришелся кстати,
Чтоб любителям абсента
Не остаться без презента.
Обличал «порочные романы» и Ф. Гарольд Уильяме (Ф.У.Д. Уорд, 1843-1922) в своих
«Признаниях поэта» 1894 года. Он тоже был плодовитым штамповщиком
моралистических
виршей, и трудно сказать, у кого они хуже — у него или у Бьюкенена. В
стихотворении
«Триумф зла» бес Гониобомбукс радуется, что многие поэты и писатели на самом
деле —
его марионетки и пишут «бесовскими перьями». Он знает, что эпоха в целом идет с
ним в
ногу:
И притоны абсента, и французский роман —
Обнаженный, порочный, бесстыжий —
Это храмы, где царствует грязный обман.
Да, пожалуй, не спустишься ниже.
После Бьюкенена, Уильямса и Гониобомбукса приятно обратиться к Роберту Хиченсу,
автору блестящей антидекадентской сатиры «Зеленая гвоздика», опубликованной
анонимно
в 1894 году. Оскар Уайльд велел некоторым своим друзьям вдеть в петлицу зеленые
гвоздики на премьеру «Веера леди Уиндермир» (1892). Была такая гвоздика и у
одного из
пер
|
|