Мунк в своем труде “Палестина” подтверждает, что в пустыне жило 4000 
ессеев; что у них были свои мистические книги и что они предсказывали будущее.
205 Набатеяне, с очень небольшим, в действительности, расхождением, 
придерживались тех же самых верований, что и назареи и сабеяне, и все они 
больше почитали Иоанна Крестителя, чем его преемника Иисуса. Персидские иезиды 
говорят, что первоначально они пришли в Сирию из Басры. Они применяют крещение 
и верят в семь архангелов, хотя и в то же время оказывают почести Сатане. Их 
пророк Иезед, живший задолго до Магомета [502, с. 229], учил, что Бог пошлет 
посланца и что последний откроет ему книгу, которая уже написана в небесах с 
начала веков.206 Набатеяне обитали в Ливане, где их потомки живут и доныне, и 
их религия по своему происхождению чисто каббалистическая. Маймонид говорит о 
них как бы отождествляя их с сабеянами. 
      “Я приведу тебе писания... относящиеся к верованию и учреждениям сабеян”,
 — говорит он. — “Самой знаменитой является книга “Земледелие Набатеян”, 
которую перевел Ибн Вахшиджа. Эта книга полна языческих нелепостей... В ней 
говорится об изготовлении талисманов, о привлечении сил духов, о магии, демонах 
и вампирах, обитающих в пустыне”.207 
     Имеются предания у племен, живущих рассеянно за Иорданом, также как 
имеется много таковых среди потомков самаритян в Дамаске, Газе и в Наплозе 
(древней Шехем). Многие из этих племен, несмотря на преследования в течение 
восемнадцати веков, сохранили веру своих отцов в первоначальной простоте. 
Именно туда мы должны пойти в поисках преданий, основанных на исторических 
истинах, как бы они ни были искажены преувеличениями и неточностью, и 
сопоставлять их с религиозными легендами отцов, которые они называют 
откровением. Евсевий сообщает, что до осады Иерусалима небольшая христианская 
община — состоящая из членов, из которых многие, если и не все, знали Иисуса и 
его апостолов лично — нашла убежище в небольшом городке Пелла на 
противоположном берегу Иордана. Наверняка эти простые люди, веками жившие 
отдельно от остального мира, должны были сохранить свои предания в более свежем 
виде, чем какие-либо другие народы! Именно в Палестине нам следует искать 
чистейшие воды христианства, не трогая его источника. Первые христиане после 
смерти Иисуса все объединились на некоторое время, независимо от того, были ли 
они эбионитами, назареями, гностиками или еще другими. В те дни у них не было 
христианских догматов и их христианство состояло из веры в то, что Иисус был 
пророк, с тем только различием, что некоторые видели в нем просто “праведного 
человека”,208 а другие — святого вдохновенного пророка — сосуд, использованный 
Христосом и Софией, чтобы через него проявиться. Они объединились в оппозицию 
против синагоги и тиранических обрядов фарисеев — до тех пор, пока 
первоначальная группа не раздвоилась на две отдельные ветви, которые мы можем 
правильно назвать: христианскими каббалистами еврейской танаимской школы и 
христианскими каббалистами платонического Гнозиса.209 Первые были представлены 
партией последователей Петра и Иоанна, автора “Апокалипсиса”; вторые же входили 
в ряды христианства Павла, которое в конце второго века слилось с платонической 
философией и поглотило еще позднее гностические секты, чьи символы и 
неправильно понятый мистицизм наводнили Римскую церковь. 
     Среди этой кучи противоречий какой христианин может быть уверенным, что он 
действительно христианин? В старом сирийском “Евангелии от Луки” [III, 22] 
сказано, что Святой Дух спустился в виде голубя. “Йешуа, полный священного Духа,
 вернулся с Иордана, и Дух повел его в пустыню” (древнесирийский Лука, IV, 1, — 
Tremellius). 
      “Затруднение заключалось в том”, — говорит Данлэп, — “что Евангелии 
объявили, что Иоанн Креститель видел, что Дух (Сила Божия) спустился на Иисуса 
после того, как он достиг совершеннолетия, и если Дух этот тогда впервые 
спустился на него, то, действительно, у эбионитов и назареев имелись некоторые 
основания отрицать его предшествующее существование и не признавать в нем 
атрибутов ЛОГОСА. Гностики, с другой стороны, возражали против плоти, но 
признавали Логоса” [142]. 
     “Апокалипсис” Иоанна и объяснения искренних христианских епископов, таких 
как Синезий, который до конца придерживался доктрины Платона, заставляют нас 
думать, что самый разумный и безопасный путь заключается в том, чтобы 
придерживаться той чистосердечной первоначальной веры, которая, кажется, 
стимулировала вышеупомянутого епископа. Этот лучший, чистосердечнейший и 
наиболее несчастный из христиан, обращаясь к “Непознаваемому”, восклицает: 
      “О, Отец Миров... Отец эонов... Создатель Богов — да будет священно имя 
Твое!” 
     Но наставницей Синезия была Ипатия, и вот почему мы находим его 
признающимся со всею искренностью в своих убеждениях и в своей вере. 
      “Толпы ничего другого не желают, как быть обманутыми... Что же касается 
меня, то я всегда с самим собою буду философом, но для людей я должен быть 
священнослужителем”. 
      “Свят Бог-Отец всего бытия; свят Бог, чья мудрость приводится в 
исполнение Его собственными Силами!.. Свят Ты, чрез Слово сотворивший все! 
Поэтому я верю в Тебя и свидетельствую и иду в ЖИЗНЬ и СВЕТ” [501, c. 86, 87, 
90]. 
     Так говорит Гермес Трисмегист, языческий богослов. Какой христианский 
епископ мог бы сказать лучше! 
     Очевидные расхождения в четырех Евангелиях в целом не исключают того, что 
все повествования Нового Завета, как бы они ни были искажены, имеют основу 
истины. К ней хитро приделаны подробности — такие, которые соответствовали 
более поздним необходимостям церкви. Таким образом, попираемые частично