проследить еще дальше назад, чем вавилонский Дагон. С каким пылом и 
подробностями ранние христиане объединяли идеал Иисуса с каким только можно 
каббалистическим и языческим учением, можно заключить из слов Климента 
Александрийского, обращенных к своим единоверцам. 
     Когда они обсуждали выбор наиболее подходящего символа, который напоминал 
бы им об Иисусе, Климент посоветовал им следующими словами: “Пусть резьба на 
гемме вашего кольца изобразит или голубя или лодку, гонимую ветром (аргха), или 
рыбу”. Находился ли этот добрый отец, когда писал это, под впечатлением 
воспоминания об Иошуа, сыне Навина (называемом Иисусом в греческой и славянской 
версиях), или же он забыл действительное толкование этих языческих символов? 
Иешуа, сын Нана или Нави (Navis) мог с полным правом присвоить изображение 
корабля или даже рыбы, так как Иешуа означает Иисус, сын бога-рыбы; но, 
поистине, было слишком рискованно связывать эмблемы Венеры, Астарты и всех 
индусских богинь — аргху, голубя и рыбу — с “непорочным” рождением своего бога! 
Это выглядит так, как будто в дни раннего христианства делали очень малое 
различие между Христом, Вакхом, Аполлоном и индусским Кришной, воплощением 
Вишну, с первым аватаром которого родился символ рыбы. 
     В “Хари-Пуране”, в “Бхагавадгите”, так же как и в нескольких других книгах,
 бог Вишну показан как принявший форму рыбы с человеческой головой для того, 
чтобы восстановить Веды, утерянные во время потопа. Дав возможность Вишвамитре 
спастись в ковчеге вместе со всем своим племенем, Вишну, жалея слабое и 
невежественное человечество, остался с ними некоторое время. Именно этот бог 
научил их строить дома, обрабатывать землю и возносить благодарность 
непознаваемому божеству, которого он представлял, путем построения храмов и 
учреждения постоянного поклонения: и так как он все время оставался полу-рыбой, 
полу-человеком, то при каждом закате солнца он возвращался в океан, где 
проводил ночи. 
      “Он есть тот”, — говорит священная книга, — “кто учил людей после потопа 
всему тому, что было необходимо для их счастья. 
      Однажды он погрузился в море и больше не возвратился, так как земля опять 
покрылась растительностью, фруктами и скотом. 
      Но он научил Брахм тайнам всех вещей” (“Хари-Пурана”). 
     До сих пор мы видим в этом повествовании двойник повествования, данного 
вавилонским Беросом об Оанне, рыбе-человеке, который является никем иным, как 
Вишну — если только мы не поверим, что Халдея цивилизовала Индию! 
     Мы опять повторяем, что мы ничего не хотим давать на основании нашего 
собственного авторитета. Поэтому мы цитируем Жаколио, который, как бы его ни 
критиковали и ни опровергали по другим пунктам и как бы свободно он ни 
обращался с хронологией (хотя даже в этом он ближе к истине, чем те ученые, 
которым хотелось бы, чтобы все индусские книги были написаны после Никейского 
Собора), — по крайней мере не может быть лишен репутации хорошего санскритолога.
 И он, анализируя слово Оан или Оанн, говорит, что О в санскрите является 
междометием, выражающим призыв, как о, Сваямбхува! О, Бог! и т. п.; а Ан есть 
корень слова, означающий в санскрите дух, существо; и, как мы полагаем, то, что 
греки подразумевали под словом Daemon, полубог. 
      “Какую чрезвычайную древность”, — добавляет он, — “это сказание о Вишну 
под видом рыбы придает священным писаниям индусов; особенно при наличии того 
факта, что Веды и “Ману” насчитывают более чем двадцать пять тысяч лет 
существования, как доказано как наиболее серьезными, так и наиболее 
достоверными документами. Мало народов, говорит ученый Холхед, обладающих более 
достоверными или серьезными летописями, чем индусы” [375, с. 9]. 
     Может быть, мы можем пролить добавочный свет на смущающий вопрос по поводу 
символа рыбы, если напомним читателю, что согласно “Бытию” первое из 
сотворенных живых существ, первым типом животной жизни была рыба. 
      “И сказал элохим: “Пусть воды порождают изобильно движущихся тварей, 
обладающих жизнью”... И Бог сотворил великих китов... и было утро и вечер 
пятого дня”. 
     Иона проглатывает большая рыба и опять извергает из себя, спустя три дня. 
Это христиане рассматривают, как предзнаменование трех дней Иисуса в гробу, 
которые предшествовали его воскресению — хотя это сообщение о трех днях столь 
же фантастично как и многое из остального, и оно принято, чтобы соответствовать 
известной угрозе разрушить и снова построить храм в три дня. Между его 
захоронением и утверждаемым его воскресением прошел только один день — 
еврейская суббота — так как он был похоронен в пятницу вечером и возвратился к 
жизни на заре воскресенья. Однако, какое бы другое обстоятельство ни 
рассматривалось как пророчество, повествование о Ионе никак не может быть 
приспособлено к этой цели. 
     “Большая Рыба” — это Cetus, латинизированная форма от Кето — ????, а кето 
есть Дагон, Посейдон, женским родом которого является Кетон Атар-гатис — 
сирийская богиня и Венера из Аскалона. Фигуру или бюст Дер-Кето или Астарты 
обычно ставили на носу корабля. Иона (греческий Иона или голубь, посвященный 
Венере) бежал в Яффу, где поклонялись богу Дагону, человеку-рыбе, и не смел 
отправиться в Ниневию, где почитали голубя. Поэтому некоторые комментаторы 
думают, что когда Иона был брошен за борт и был проглочен рыбой, то мы это 
должны понимать, что он был подобран одним из тех суден, у которых на носу 
находилась фигура Кето. Но у каббалистов по этому поводу существует другая 
легенда: они говорят, что Иона был жрецом, бежавшим из храма богини, в котором 
поклонялись голубю; он стремился к упразднению идолопоклонства и установлению 
монотеистического поклонения. Что, будучи пойман вблизи Яффы, он был посажен 
почитателями Дагона в тюремную камеру при храме, и что странная форма этой