посетила императора Джехангира. Пока они выполняли свою миссию, они стали 
очевидцами многих весьма чудесных представлений, почти заставивших их не 
доверять своим собственным чувствам, без малейшего намека на возможность их 
разгадки. Группе бенгальских чародеев и фокусников, демонстрировавших перед 
императором свое искусство, было выражено желание, чтобы они тут же на месте на 
глазах у зрителей вырастили из семян десять шелковичных деревьев. Они 
немедленно посадили десять семян, из которых через несколько минут выросло 
столько же деревьев. Земля раскрывалась над тем местом, где было посажено семя, 
показывались крошечные листики, за которыми сразу же последовали нежные 
отростки; они быстро набирали рост, выпуская листья, веточки и ветви; последние 
широко раскинулись в воздухе, выпуская почки и цветы; на них появились плоды, 
которые тут же созревали и оказывались превосходными. И все это совершалось 
перед зрителем, который не сводил взгляды. Фиговое, миндальное, манговое и 
ореховое деревья также были произведены в то же самое время и при таких же 
условиях, причем каждое приносило свои плоды. Чудеса следовали за чудесами. 
Ветви на деревьях заполнились птицами с прекрасным опереньем, они располагались 
меж листьев и сладкогласно пели. Листья стали желтеть и опадать, веточки вянуть 
и деревья погрузились обратно в землю, из которой они выросли в течение этого 
часа. 
      У другого чародея был лук и около пятидесяти стрел со стальными 
наконечниками. Он пустил стрелу в воздух, и вот — она замерла в воздухе на 
значительной высоте и повисла там. Вслед ей посылались стрела за стрелой, и 
каждая попадала в древко предыдущей, так что в воздухе образовалась цепь из 
стрел; последняя же пущенная стрела ударила по этой цепи и она, рассыпавшись на 
части, упала на землю. 
      Поставили две обычные палатки друг против друга на расстоянии полета 
стрелы. Палатки были тщательно обследованы зрителями, как теперь подвергаются 
осмотру кабинки медиумов, и объявили пустыми. Палатки привязали к земле кругом. 
Затем спросили у зрителей, каких животных или птиц они хотели бы увидеть 
выходящими из палаток, чтобы вступить в бой. Каун-э-Джахаун с видом недоверия 
выразил желание увидеть битву страусов. Через несколько минут из каждой палатки 
вышло по одному страусу, которые со смертельной решимостью бросились друг на 
друга так, что вскоре заструилась кровь; но они были настолько равносильны, что 
ни тот, ни другой не мог победить и, наконец, разделили их и развели по 
палаткам. После этого все просьбы зрителей на разных зверей и птиц были 
выполнены с темя же результатами. 
      Поставили большой котел, куда бросили некоторое количество риса. Безо 
всякого признака огня рис скоро закипел, и из этого котла было вынуто более ста 
деревянных тарелок вареного риса с тушеной домашней птицей наверху каждой 
тарелки. Этот трюк в меньших масштабах проделывают самые обыкновенные факиры 
наших дней. 
      Недостаток места не позволяет нам приводить больше примеров для 
иллюстрации из записей прошлого, но как жалки и скучны предоставления медиумов 
сегодняшнего дня по сравнении с вышеприведенными, совершавшиеся прежде более 
искусными людьми. Нет ни одной чудесной черты в так называемых феноменах или 
манифестациях, которая не была бы более чем повторена другими искусными людьми, 
связь которых с землей и только с землею более очевидна, чтобы можно было в 
этом сомневаться, даже если этот факт не подтверждается их собственным 
свидетельством”. 
     Будет ошибкою сказать, что факиры и фокусники всегда утверждают, что им 
помогают духи. В полурелигиозных вызываниях, например, в таких, какие совершал 
описанный Жаколио Ковиндасами перед этим французским джентльменом, по желанию 
присутствующих на вечере гостей, они обращались к питри, к своим развоплощенным 
предкам, и к другим чистым духам. Их они могут вызвать только молитвой. Что 
касается всех других феноменов, и маг или факир производит их по желанию, как 
угодно. Несмотря на состояние кажущейся нищеты, в какой последний живет, он 
часто оказывается посвященным храма, хорошо знакомым с оккультизмом и со своими 
богатыми братьями. 
     Халдейцы, которых Цицерон причислял к самым старейшим магам, полагали 
основою магии внутренние силы человеческой души и знание магических свойств 
растений, минералов и животных. С их помощью они совершали удивительнейшие 
“чудеса”. Магия, для них, была синонимом религии и науки. Только позднее 
произошло то, что религиозные мифы магдеанского дуализма, искаженные 
христианским богословием и эвгемеризированные некими отцами церкви, приняли 
этот отвратительный вид, в каком их преподносит нам католический писатель де 
Мюссе. Объективная реальность средневековых инкубов и суккубов, это 
отвратительное суеверие средних веков, которое стольким людям стоило жизни и за 
которое этот автор ратует в целом томе, — есть чудовищное произведение 
фанатизма и эпилепсии. Оно не может иметь объективной формы; приписывать его 
влияние Дьяволу есть кощунство: ибо это значит что Бог, после сотворения Сатаны,
 разрешил ему избрать такое направление, так действовать. Если мы вынуждены 
верить в вампиризм, то мы делаем это в силу двух неопровержимых утверждений 
оккультной психологической науки: 1. Астральная душа есть отделимая, отличная 
от нашего эго сущность, и она может бродить, уноситься далеко от тела, не 
порывая при этом нити жизни. 2. Труп не совсем мертв до тех пор, пока его 
обитатель может снова входить в него, последний может собрать достаточно 
материальных эманаций из него, чтобы быть способным появляться в почти земной 
форме. Но придерживаться мнения, вместе с де Мюссе и де Мирвилем, что Дьявол, 
которого католики наделили такою властью, что в своем антагонизме он равняется 
высочайшему Богу, обращается в волков, змей, собак, чтобы удовлетворить свою