|
них уже были утеряны. В недавних раскопках Мариэт-Бея у подножья пирамиды, были
открыты деревянные статуи и другие останки, свидетельствующие, что гораздо
раньше первых династий Египта египтяне уже достигли такой утонченности и
совершенства, которые в состоянии вызвать восхищение даже у наиболее ярых
поклонников греческого искусства. Байард Тэйлор описывает эти статуи в одной из
своих лекций и говорит, что красота их голов, украшенных глазами из драгоценных
камней и медными веками, непревзойденна. Глубоко внизу под слоем песка, в
котором были найдены останки, собранные теперь в коллекциях Лепсиуса, Эббота и
Британского музея, — были обнаружены погребенными осязаемые доказательства
циклов герметического учения, которое мы только что объясняли.
Доктор Шлиман, энтузиаст эллинист, недавно обнаружил в своих раскопках
Трои обильные доказательства тех же самых постепенных переходов от варварства к
цивилизации и снова от цивилизации к варварству. Почему же тогда мы так не
расположены допустить возможность, что допотопные народы дальше нас
продвинулись по некоторым наукам, были в совершенстве знакомы с важными
отраслями искусств, которые мы теперь считаем утерянными, и что они также могли
превзойти нас в науке психологии? Такая гипотеза должна считаться достаточно
обоснованной, как и всякая другая, до тех пор, пока какое-либо противоположное
доказательство не разрушит ее.
Каждый истинный ученый соглашается, что во многих отношениях человеческие
познания все еще находятся в своем детском возрасте. Может быть, наш цикл
начался сравнительно недавно? По халдейской философии, эти циклы не охватывают
все человечество в одно и то же время. Профессор Дрейпер частично подтверждает
этот взгляд, говоря, что периоды, на которые геологи для удобства поделили
продвижение человечества в цивилизацию, не являются круто обрывающимися эпохами,
одновременно влияющими на все человечество; в качестве примера он приводит
бродячих индейцев Америки, которые “сейчас только что заканчивают каменный век”.
Таким образом не раз ученым неохотно приходится подтверждать свидетельства
древних.
Любой каббалист, хорошо ознакомившийся с пифагорейской системой чисел и
геометрией, может продемонстрировать, что метафизические учения Платона были
обоснованы на строжайших математических принципах. “Истинная математика”, —
говорит “Магикон”, — “есть нечто, с чем все высшие науки связаны; обычная
математика — это только обманчивая фантасмагория, чья восхваленная
непогрешимость возникает только от того, что его основой делаются материалы,
условия и ссылки”. Ученые, думающие, что они применяют метод Аристотеля, когда
они ползут, а не бегут от продемонстрированных частностей ко всеобщему,
прославляют этот метод индуктивной философии, и отказываются от метода Платона,
который они считают несостоятельным. Профессор Дрейпер выражает сожаление, что
такие спекулятивные мистики, как Аммоний Саккас и Плотин, не заняли мест среди
“строгих геометров старого музеума” [48, I]. Он забывает, что геометрия —
единственная изо всех наук, которая следует от общего к частному и является в
точности тем методом, которого придерживался Платон в своей философии. До тех
пор, пока точная наука ограничивает свои наблюдения физическими условиями и
поступает подобно Аристотелю, она определенно будет иметь успех. Но несмотря на
то, что материальный мир для нас беспределен, он все же конечен; и таким
образом материализм будет вечно вращаться в порочном кругу, не будучи в
состоянии подняться выше, чем окружность ему позволит. Космологическая теория
чисел, которую Пифагор узнал от египетских иерофантов, одна только в состоянии
примирить эти две единицы, материю и дух, и может продемонстрировать одна
другую математически.
Священные числа вселенной в своих эзотерических комбинациях разрешают эту
великую проблему и объясняют теорию излучений и циклы эманаций. Низшие
категории до того как развиваться в высшие должны быть эманированы из высших
духовных категорий, а когда они достигнут поворотного пункта, должны снова
слиться с бесконечным.
Физиология, подобно всему остальному в этом мире постоянной эволюции,
подвергается циклическому вращению. Так же, как эволюция теперь кажется только
что начинающей выходить из сумерек нижней дуги, также в некий день будет
доказано, что она находилась на высочайшей точке окружности гораздо раньше дней
Пифагора.
Мох Сидониец, физиолог и учитель анатомии, жил задолго до Самосского
мудреца; и последний получал священные наставления от его учеников и потомков.
Пифагор, чистый философ, глубоко проникший в тайны Природы, благородный
наследователь древнего учения, чья великая цель заключалась в том, чтобы
освободить душу от пут, налагаемых чувствами, и заставить ее осознать
собственные силы, — должен вечно жить в памяти человечества.
Непроницаемый покров тайны был наброшен на науки, преподаваемые в
святилищах. Вот это и есть причина, почему наши современники осуждают древние
философии. Даже Платон и Филон Иудей были обвинены многими комментаторами в
абсурдных несообразностях, тогда как в самом деле схема, скрывающаяся под
путаницей метафизических противоречий, так сбивающая с толку читателя “Тимея” —
весьма очевидна. Но разве когда-нибудь толкователи классиков читали Платона с
пониманием? Задавать такой вопрос нам дает право резкая критика, которой
подвергают Платона такие писатели, как Стелбаум, Шлейермахер, Фициний (перевод
с латыни), Хейндорф, Сайденхэм, Бутман, Тэйлор и Бургес, не говоря уже о
меньших авторитетах. Завуалированные намеки греческих философов на
эзотерические истины явно сбили с толку этих комментаторов до последней степени.
С бесстыдным хладнокровием они не только высказываются по поводу некоторых
труднопонимаемых мест, что тут, очевидно, имелась в виду другая фразеология, но
|
|