оказались покрыты ими с головы до ног. Как только змеи приближались к людям, 
они проявляли признаки оцепенения и вскоре погружались в глубокую каталепсию. 
Глаза их были полузакрыты и остекленелые, а головы поникали. Осталась только 
одна не подчинявшаяся, большая, глянцевитая черная змея с пятнистой кожей. Эта 
“меломанка” из пустыни продолжала грациозно изгибаться и подскакивать, точно 
она танцевала на хвосте всю свою жизнь, и притом проделывала все это в такт 
музыке. Эта змея не поддавалась “чарованию” арабов, но продолжала медленно 
скользить по направлению флейтиста, который наконец убежал. Современный 
псиллиан вынул из своей сумки наполовину увядшее растение и начал размахивать 
им по направлению змеи. Растение имело сильный запах мяты, и как только 
пресмыкающееся учуяло его, оно последовало за арабом, все еще стоя на хвосте, 
оно старалось приблизиться к растению. Еще несколько секунд, и “традиционный 
враг человека” уже обвивался вокруг руки чарователя и в свою очередь вступил в 
стадию оцепенения, и вся эта уйма змей потом была сброшена в пруд после того, 
как им отсекли головы. 
     Многие думают, что такие змеи заранее подготовлены и натренированы для 
этой цели, или же у них вырваны ядовитые зубы или зашиты рты. Несомненно, могут 
быть низкопробные фокусники, из трюков которых и возникло такое представление. 
Но настоящие заклинатели змей слишком хорошо установили свою репутацию на 
Востоке, чтобы прибегать к таким приемам. По этому поводу существуют 
свидетельские показания слишком заслуживающих доверия путешественников, в том 
числе и ученых, чтобы не обвинять их в шарлатанстве. Что очарованные змеи, 
которых заставляют танцевать и стать безвредными, все еще ядовиты, установлено 
Форбсом. 
      “Или оттого, что музыка внезапно прекратилась”, — говорит он, — “или по 
какой-то другой причине, змея, танцевавшая внутри круга, образованного 
зрителями сельской местности, кинулась на зрителей и ужалила в горло молодую 
женщину, которая умерла в муках полчаса спустя” [288, т. I, с. 44; т. II, с. 
387]. 
     По рассказам путешественников, негритянки Голландской Гвианы, женщины 
Обеах, не превзойдены в укрощении очень больших змей, называемых амодитес или 
папа; они заставляют их спускаться с деревьев и следовать за ними просто тем, 
что говорят им [289, т. III, с. 64, 65]. 
     Мы видели в Индии небольшое братство факиров, поселившихся вокруг 
маленького озера или, вернее, пруда с водой, дно которого было буквально 
выстлано огромными крокодилами. Эти чудовищные амфибии выползают, греются на 
солнце в нескольких футах от факиров, причем некоторые из последних могут 
находиться в бездвижимости, погруженные в молитву и созерцание. До тех пор, 
пока виден хотя бы один из этих святых нищих, крокодилы безобидны и безвредны, 
как котята. Но мы никогда не советовали бы иностранцу рискнуть одному 
приближаться к ним на несколько ярдов. Бедный француз Прадин так и нашел 
безвременную могилу в утробе одного из этих чудовищ, которых индусы называют 
моудела.285 (Следовало бы сказать ниханг или гхариял.) 
     Когда Ямвлих, Геродот, Плиний или какой-либо другой древний писатель 
рассказывает нам о священнослужителях, которые заставляли очковых змей выходить 
из алтаря Изиды, или тауматургах одним взглядом укрощающих самых свирепых 
животных, то их считают лжецами или невежественными идиотами. Когда современные 
путешественники рассказывают нам о тех же самых чудесах, совершаемых на Востоке,
 их считают экзальтированными болтунами или незаслуживающими доверия писателями.
 
     Но вопреки материалистическому скептицизму человек, в самом деле, обладает 
такою силою, какую мы видели проявленною в вышеприведенных примерах. Когда 
психология и физиология станут достойными названия науки, европейцы убедятся в 
существовании в человеке потенциала той таинственной и грозной мощи, которая 
скрывается в человеческой воле и воображении независимо от того, сознает он это 
или нет. И все же как легко понять, что эта мощь заключается в духе, если мы 
только будем думать о том великом трюизме в природе, что каждый, даже самый 
незначительный атом в ней движим духом, который един в своей сущности, ибо 
самая малейшая его частица представляет целое; и что материя есть только 
конкретная копия абстрактной идеи, в конце концов. В этой связи разрешите нам 
привести несколько примеров могущественной силы даже несознательной воли, 
которая творит согласно соображению или скорее по способности различать 
изображение в астральном свете. 
     Нам стоит только припомнить очень знакомый феномен стигматов или же 
родимых пятен, которые являются результатом невольного посредничества 
материального воображения в состоянии возбуждения. Тот факт, что мать может 
оказать влияние на внешность еще неродившегося ребенка, был хорошо известен 
древним, и у состоятельных греков был обычай устанавливать прекрасные статуи 
около кровати, чтобы у будущей матери всегда были перед глазами совершенные 
образцы. Хитроумный трюк, к которому прибег еврейский патриарх Яков, чтобы 
рождались полосатые и пятнистые телята, является иллюстрацией к этому закону 
среди животных. И Ариканте рассказывает “о четырех пометах щенят подряд, 
родившихся от здоровых родителей, причем в каждом помете было несколько 
нормально сформированных щенков, тогда как у остальных не было передних 
конечностей, и у них были заячьи губы”. Труды Гоффрея Сент Илера, Бардаха и 
Элама содержат описания большого количества таких случаев и особенно много их в 
значительном томе доктора Проспера Лукаса “О наследственности в Природе”. Элам 
приводит цитаты из Причарда об одном случае, когда ребенок негритянки и белого 
был отмечен черным и белым цветом на различных частях тела. Он добавляет с 
похвальной искренностью: