его конец не поняты схоластической наукой; все до нашего появления на свет 
пусто, все после нас — хаос, ибо нет никаких очевидных доказательств о том, что 
касается связей между духом, душой и телом как до, так и после смерти. Сам по 
себе уже жизненный принцип представляет собой неразрешимую загадку, над 
изучением которой материализм понапрасну истощил свои умственные силы. В 
присутствии трупа скептический физиолог стоит нем, когда его ученик спрашивает, 
откуда пришел обитатель этой брошенной порожней оболочки, и куда он ушел. 
Ученику предстоит или удовлетвориться, подобно его учителю, объяснением, что 
протоплазма построила человека и энергия его оживляла, а теперь они это тело 
разрушат, или же покинуть училище вместе с его библиотекой и искать другого 
объяснения этой тайны. 
     Иногда настолько же интересно, насколько поучительно проследить как эти 
два великих соперника, наука и богословие, часто схватываются. Не все сыновья 
церкви были так безуспешны в своих попытках защитить веру, как бедный аббат 
Мэйгно из Парижа. Этому уважаемому и несомненно добросовестному священнику, к 
сожалению, не удалась его бесплодная попытка опровергнуть свободомыслящие 
аргументы Гёксли, Тиндаля, Дюбуа Раймонда и многих других. Успех его аргументов,
 предназначенных быть противоядием, был более, чем сомнителен, и, в награду за 
его труды, “Конгрегация Индекса”251 запретила распространение этой книги среди 
верующих. 
     Опасное дело вступать в дуэль единоборства с учеными по предметам, которые 
хорошо продемонстрированы в экспериментальной науке. В том, что они 
действительно знают — они неуязвимы; и до тех пор, пока их старая формула не 
уничтожена их собственными руками и не заменена новой — до тех пор бесполезно 
бороться против Ахиллеса, если только не посчастливится ударить этого 
быстроногого бога в его уязвимую пяту. Эта уязвимая пята заключается в том, в 
чем наука признает свое незнание! 
     Коварен был тот прием, к которому прибег один известный проповедник, чтобы 
добраться до этого уязвимого места. Прежде чем приступить к изложению 
чрезвычайных, хотя и хорошо засвидетельствованных достоверных фактов, которыми 
мы намереваемся заполнить эту главу, будет разумно, еще раз продемонстрировать, 
насколько подвержена ошибкам современная наука в отношении каждого факта в 
природе, который нельзя испытать ни посредством колбы, ни посредством тигля. 
Нижеизложенное суть отрывки из ряда проповедей, произнесенных отцом Феликсом 
Нотрдамским, озаглавленных “Таинство и наука”. Они заслуживают того, чтобы их 
переводили и цитировали в труде, который предпринят точно в таком же духе, 
какой продемонстрирован проповедником. На этот раз церковь заставила присмиреть 
на время высокомерие своего традиционного врага в лице ученых академиков. 
     Было известно, что этот великий проповедник в ответ на общее желание 
верующих и, возможно, также по приказу вышестоящих духовных особ приготовился к 
совершению большого ораторского выступления, и исторический кафедральный собор 
был переполнен слушателями. Среди глубокого молчания присутствующих он начал 
свое выступление, из которого мы приводим нижеследующие параграфы, которые мы 
считаем достаточными для наших целей: 
      “Чтобы противодействовать прогрессу христианства, нам было брошено 
зловещее слово — НАУКА. Таково грозное заклинание, которым хотят устрашить нас. 
На все, что мы можем сказать в поддержку христианства, у них всегда готовый 
ответ: “это не научно” Мы говорим — откровение; откровение не научно. Мы 
говорим — чудо; чудо не научно. 
      Таким образом антихристианство, верное своей традиции, а теперь более, 
чем когда-либо, пытается убить нас наукой, будучи принципом мрака, оно грозит 
нам светом. Оно провозглашает себя самого светом... 
      Сотни раз я задавал себе вопрос, что же представляет собой эта ужасающая 
наука, которая собирается пожрать нас!.. Есть ли это — математика?.. но у нас 
тоже есть математики. Физика ли это? Астрономия? Физиология? Геология? Но мы 
находим в католицизме астрономов, физиков, геологов252 и физиологов, ставших 
выдающимися в мире науки, занявших места в Академии и вошедших в историю. 
Выходит, что то, что собирается нас разладить, не есть та или иная, наука, но 
наука вообще. 
      А почему же они пророчествуют про свержение христианства наукой? 
Слушайте: ... мы должны погибнуть от руки науки потому, что учим таинствам, а 
христианские таинства находятся в явном противоречии с современной наукой... 
Таинство — это отрицание здравого смысла; наука против этого; наука осуждает 
это; она сказала — “Анафема!” 
      А-а! вы правы; если христианское таинство таково, каким вы его объявляете,
 бросайте тогда анафему в него. Для науки нет ничего более неприемлемого, как 
абсурд и противоречия. Но — да будет прославлена истина! христианское таинство 
не таково. Если бы оно было таково, то как бы вы объяснили наиболее 
необъяснимую из тайн — почему так получилось, что почти 2000 лет много людей 
высокого ума и редкие гении принимали наши таинства, вместили их, не думая, что 
они отвергают науку или отказываются от здравого смысла?253 Говорите сколько 
хотите о вашей современной науке, современной мысли, современных гениях” — 
ученые были и до 1789 года. 
      Если наши таинства столь явно абсурдны и противоречивы, как могло быть, 
что такие мощные гении их восприняли безо всякого сомнения?.. Но упаси меня, 
Боже, чтобы я настаивал на доказательствах, что таинства не заключают в себе 
противоречия науке!.. Какая польза доказывать, путем метафизических 
отвлеченностей, что наука может примириться с таинством, когда вся 
действительность творения неоспоримо доказывает, что таинство везде ставит в 
тупик науку? Вы хотите, чтобы мы вам доказали вне всякого сомнения, что точная