оянии говорить с уверенностью непосредственного знания о 
происходящем на небесах. Когда человек, вступив на путь святости, начинает жить 
жизнью "Сына", он живет уже на небесах, хотя тело его остается еще на земле, и 
тогда он начинает сознательно владеть своим небесным телом. А так как небеса не 
вдали от нас, а окружают нас со всех сторон, и мы отделены от них лишь нашей 
неспособностью почувствовать их вибрации; и так как эти вибрации достигают до 
нас во все моменты нашей жизни, то единственно, что нам нужно, чтобы быть в 
небесах, это – осознать небесные вибрации. Мы начинаем их сознавать, когда 
оживотворяем, организуем, развиваем наше небесное тело; оно построено из той же 
субстанции, из которой состоят небесные вибрации и потому оно способно 
отзываться на них. Вот почему "Сын человеческий" всегда пребывает на небесах. 
Но мы знаем, что "Сын человеческий", это – термин, который относится к 
Посвященному, не к Христу воскресшему и прославленному, а к Сыну, пока он еще 
"совершается"*11, пока достигает совершенства. Во время прохождения тех 
ступеней эволюции, которые ведут на "Путь Испытания" и включают и самый Путь, 
первый аспект духовного тела (Тело Причинности, Causal Body) развивается быстро 
и позволяет человеку после смерти подняться на второе небо. После Второго 
Рождения, после рождения Христа в человеке начинается построение Тела 
Блаженства "в небесах". Это – тело Христа, оно развивается во дни Его служения 
на земле, а по мере его развития сознание "Сына Божия" становится все заметнее 
и приближающееся слияние с Отцом просвещает раскрывающийся Дух. В христианских 
Мистериях, так же как и в древних египетских, халдейских и других, существовал 
высший символизм, выражавший ту ступень, до которой достигло духовное развитие 
посвящаемого. Его вводили в горницу Посвящения, где он ложился на пол с 
распростертыми руками, иногда на деревянный крест, иногда без креста, в 
положении распятого человека. Затем до его сердца дотрагивались тирсом, 
"копьем" распятия; тело его впадало в глубокий транс, соответствующий смерти 
распятого, а сам он переходил в потусторонний мир. Тело помещали в каменный 
саркофаг и оставляли его там, тщательно охраняя его. В это время сам человек 
вступал прежде всего в темную область, именуемую "сердцем земли", а затем 
поднимался на небесную гору, где он облекался в "тело блаженства", уже вполне 
готовое для того, чтобы служить проводником для сознания. В этом теле он 
возвращался в свою физическую плоть и оживлял ее. Крест, на котором лежало тело,
 или, если под ним не было креста, то само застывшее в трансе тело вынимали на 
третий день из саркофага и помещали на покатом склоне лицом на восток, в 
ожидании восхода солнца. В момент, когда лучи солнца касались его лица, 
достигший совершенства Посвященный, или Учитель, возвращался в свое физическое 
тело, прославляя его соприкосновением с телом блаженства, в которое Он был 
облечен; это соприкосновение изменяет его физический проводник, придает ему 
новые свойства, новые силы и новые способности, преображает его в свое подобие. 
Таково было Воскресение Христово, после которого самая плоть Его преобразилась. 
Этим объясняется, почему символом воскресшею Христа избрано Солнце и почему в 
пасхальных гимнах постоянно упоминается восходящее Солнце Праведности. О 
торжествующем Христе написано:"Я есмь живый и был мертв и се, жив во веки веков,
 имею ключи ада и смерти"*12. Все силы низших миров покорились Сыну, 
восторжествовавшему со славой; над Ним смерть потеряла свою власть, "Он держит 
жизнь и смерть в Своей Могучей Деснице"*13. Он – воскресший Христос, Христос 
торжествующий. Вознесение Христа относилось к Мистерии третьего аспекта 
духовного тела, к облачению в Одежду Славы, готовящего соединение Сына с Отцом, 
человека с Богом, когда его Дух прославляется Славой, которая принадлежит ему 
"прежде бытия мира"*14. И тогда тройственный Дух становится единым, познает 
себя вечным и в нем выявляется Сокрытый Бог. Вот что изображает доктрина 
Вознесения по отношению к индивидуальному человеку. Вознесение человечества 
совершится тогда, когда вся человеческая раса достигнет состояния Христа, 
ступени Сына, когда этот Сын станет единым с Отцом, и Бог будет все во всем. 
Это – цель человечества, предвосхищенная в торжестве посвященного, но цель эта 
может быть достигнута лишь тогда, когда вся раса поднимется до совершенства, 
когда "великий сирота Человечество" перестанет быть сиротой и сознательно 
познает свое Божественное Сыновство. Изучая таким образом доктрины Искупления, 
Воскресения и Вознесения, мы достигаем истин, которые раскрывались в Малых 
Мистериях, и мы начинаем понимать настоящий смысл апостольского учения, по 
которому Христос – не единственная индивидуальность, а "первенец из 
умерших"*15; начинаем понимать, что каждый человек должен стать Христом. Из 
этого следует также и то, что Христос признавался не внешним спасителем, за 
счет праведности которого люди спасались от Божьего гнева. В ранний период 
Церкви существовало высокое и вдохновляющее учение, по которому Христос был 
лишь первым совершенным плодом человечества, образцом, который должен быть 
воспроизведён каждым человеком в самом себе, жизнью, в которой должны 
участвовать все. Посвященные всегда рассматривались как эти "первые плоды", как 
обетование человечества, идущего к совершенству. На заре христианства Христос 
был для своих последователей живым символом их собственной божественности, 
совершенным плодом того семени, который таится в их собственных сердцах. Не 
спасение внешним Христом, а вырастание в совершенство внутреннего Христа – вот 
в чём состояло учение эзотерического христианства, учение Малых Мистерий. 
Ступень ученичества переводила на ступень Сыновства. Жизнь Сына должна была 
протекать среди людей, пока она не заканчивалась Воскресением, когда 
прославленный Христос становился одним из достигших совершенства Спасителей 
мира.
Сопоставляя этот грандиозный идеал эзотерического христианства с внешним 
учением церквей, становится ясно, что современное христианство, утерявшее 
эзотеризм, еще далеко от истинного понимания Евангелия и его глубокого смысла.
			
Глава IX