фундаментально различные установки экстраверсией и интроверсией. Экстраверсия 
характеризуется интересом к внешнему объекту, отзывчивостью и готовностью 
воспринимать внешние события, желанием влиять и оказываться под влиянием 
событий, потребностью вступать во взаимодействие с внешним миром, способностью 
выносить суматоху и шум любого рода, а в действительности, находить в этом 
удовольствие, способностью удерживать постоянное внимание к окружающему миру, 
заводить много друзей и знакомых без особого, впрочем, разбора, и, в конечном 
итоге, присутствием ощущения огромной важности быть рядом с кем-то избранным, а 
следовательно, сильной склонностью демонстрировать самого себя. Соответственно, 
жизненная философия экстраверта и его этика несут в себе, как правило, высоко 
коллективистскую природу (начало) с сильной склонностью к альтруизму. Его 
совесть в значительной степени зависит от общественного мнения. Моральные 
опасения появляются, главным образом, тогда, когда «другие люди знают». 
Религиозные убеждения такого человека определяются, так сказать, большинством 
голосов. 
Действительный субъект, экстраверт, как субъективное существо, является, — 
насколько это возможно — погруженным в темноту. Он прячет свое субъективное 
начало от самого себя под покровом бессознательного. Нежелание подчинять свои 
собственные мотивы и побуждения критическому осмыслению выражено очень 
явственно. У него нет секретов, он не может хранить их долго, поскольку всем 
делится с другими. Если же нечто не могущее быть упомянутым коснется его, такой 
человек предпочтет это забыть. Избегается все, от чего может потускнеть парад 
оптимизма и позитивизма. О чем бы он ни думал, чего ни делал или ни намеревался 
сделать, подается убедительно и тепло. 
Психическая жизнь данного личностного типа разыгрывается, так сказать, за 
пределами его самого, в окружающей среде. Он живет в других и через других — 
любые размышления о себе приводят его в содрогание. Прячущиеся там опасности 
лучше всего преодолеваются шумом. Если у него и имеется «комплекс», он находит 
прибежище в социальном кружении, суматохе и позволяет по несколько раз на дню 
быть уверяемым, что все в порядке. В том случае, если он не слишком вмешивается 
в чужие дела, не слишком напорист и не слишком поверхностен, он может быть 
ярковыраженным полезным членом любой общины. 
В этой короткой статье я вынужден довольствоваться беглым очерком. Я просто 
намерен дать читателю некоторую идею того, что собой представляет экстраверсия, 
нечто, что он может привести в соответствие со своим собственным знанием о 
человеческой природе. Я сознательно начал с описания экстраверсии, поскольку 
данная установка знакома каждому — экстраверт не только живет в этой установке, 
но и всячески демонстрирует ее перед своими товарищами из принципа. Кроме того, 
такая установка согласуется с определенными общепризнанными идеалами и 
моральными устоями. 
Интроверсия, с другой стороны, направленная не на объект, а на субъекта и не 
ориентированная объектом, поддается наблюдению не так легко. Интроверт не столь 
доступен, он как бы находится в постоянном отступлении перед объектом, пасует 
перед ним. Он держится в отдалении от внешних событий, не вступая во 
взаимосвязь с ними, и проявляет отчетливое негативное отношение к обществу, как 
только оказывается среди изрядного количества людей. В больших компаниях он 
чувствует себя одиноким и потерянным. Чем гуще толпа, тем сильнее нарастает его 
сопротивление. По крайней мере, он не «с ней» и не испытывает любви к сборищам 
энтузиастов. Его нельзя отнести к разряду общительного человека. То, что он 
делает, он делает своим собственным образом, загораживаясь от влияний со 
стороны. Такой человек имеет обыкновение выглядеть неловким, неуклюжим, 
зачастую нарочито сдержанным, и так уж водится, что либо по причине некоторой 
бесцеремонности манеры или же из-за своей мрачной недоступности, или чего-либо 
совершенного некстати, он невольно наносит людям обиду. Свои лучшие качества он 
приберегает для самого себя и вообще делает все возможное, чтобы умолчать о них.
 Он легко делается недоверчивым, своевольным, часто страдает от неполноценности 
своих чувств и по этой причине является также завистливым. Его способность 
постигать объект осуществляется не благодаря страху, а по причине того, что 
объект кажется ему негативным, требующим к себе внимания, непреодолимым или 
даже угрожающим. Поэтому он подозревает всех во «всех смертных грехах», все 
время боится оказаться в дураках, так что обычно оказывается очень обидчивым и 
раздражительным. Он окружает себя колючей проволокой затруднений настолько 
плотно и непроницаемо, что, в конце концов, сам же предпочитает делать что-то, 
чем отсиживаться внутри. Он противостоит миру тщательно разработанной 
оборонительной системой, составленной из скрупулезности, педантичности, 
умеренности и бережливости, предусмотрительности, «высокогубой» правильности и 
честности, болезненной совестливости, вежливости и открытого недоверия. В его 
картине мира мало розовых красок, поскольку он сверхкритичен и в любом супе 
обнаружит волос. В обычных условиях он пессимистичен и обеспокоен, потому что 
мир и человеческие существа не добры ни на йоту и стремятся сокрушить его, так 
что он никогда не чувствует себя принятым и обласканным ими. Но и он сам также 
не приемлет этого мира, во всяком случае не до конца, не вполне, поскольку 
вначале все должно быть им осмыслено и обсуждено согласно собственным 
критическим стандартам. В конечном итоге принимаются только те вещи, из которых,
 по различным субъективным причинам, он может извлечь собственную выгоду. 
Для него любые размышления и раздумья о самом себе — сущее удовольствие. Его 
собственный мир — безопасная гавань, заботливо опекаемый и огороженный сад, 
закрытый для публики и спрятанный от любопытных глаз. Лучшим является своя 
собственная компания. В своем мире он чувствует себя как дома, и любые 
изменения в нем производит только он сам. Его лучшая работа совершается с