ьно чаще, чем молодежь, склонны считать свои личные, а заодно и 
социальные проблемы неразрешимыми, находящимися за пределами их собственной и 
вообще человеческой власти. Это придает старческому мироощущению оттенок 
фатализма и даже квиетизма, пассивного подчинения судьбе. Можно считать это 
проявлением мудрости, стремящейся скорее к гармонии с миром, нежели к 
господству над ним (что соответствует идеям современного экологического 
сознания, утверждающего принцип гармонии человека с природой). Но в этой 
установке отражается также усталость, упадок сил, укорочение субъективной 
временной перспективы. 
Не подтверждается и мнение о снижении с возрастом самоуважения и устойчивости 
самооценок. В среднем пожилые люди (глубокая старость – вопрос особый) склонны 
воспринимать и оценивать себя вполне положительно, нисколько не ниже, чем лица 
среднего возраста. Низкое самоуважение характерно лишь для людей, считающих 
себя неудачниками или оказавшихся в особо неблагоприятных социальных условиях и 
чувствующих себя заброшенными, беспомощными, никому не нужными. Вообще с 
возрастом меняется не столько уровень самооценок, сколько их ценностная 
иерархия и критерии. Пожилые люди уделяют меньше внимания своей внешности, зато 
больше – внутреннему и физическому состоянию, самочувствию. Они в целом 
положительно, хотя и скромнее, чем молодежь, оценивают свои интеллектуальные 
возможности. Зато, оценивая себя и других, придают большее значение моральным 
качествам. 
Чем старше человек, тем больше он склонен оценивать людей и их поступки прежде 
всего в моральных терминах. Моральные оценки являются наиболее обобщенными. 
Вместе с тем они, как никакие другие, тяготеют к жесткой дихотомии, по принципу 
или-или. У одних стариков рост морального сознания в сочетании с возрастной 
ригидностью когнитивных процессов порождает воинствующую нетерпимость и 
склонность к морализированию. Другие же, обладающие более широким кругозором, 
становятся с возрастом мягче, допускают, что в пределах каких-то общих 
принципов можно жить и не совсем так, как жили они сами (такая 
снисходительность чаще всего проявляется по отношению к внукам). 
С возрастом заметно уменьшаются многие половые различия, особенно – ориентация 
на полярные, несовместимые признаки маскулинности и фемининности. Однако 
мужчины и в старости остаются менее самокритичными, чем женщины. 
Общая уверенность в себе с возрастом, по-видимому, уменьшается, что связано с 
объективными психофизиологическими (ослабление памяти, физической силы, внешней 
привлекательности) и социальными (сужение социально-ролевого диапазона) 
изменениями. Но это также зависит от индивидуальных особенностей людей и сферы 
их деятельности. Можно назвать немало выдающихся людей удивительного 
творческого долголетия (Софокл, Тициан, Микеланджело, П.Пикассо, И.В.Гёте, Л.Н.
Толстой, Д.Верди, целый ряд ученых и политических деятелей), достижения которых 
с возрастом не снижались, а даже росли. 
Соответственно варьируется самовосприятие и категоризация своего возраста. Люди 
старших возрастов обычно разделяют принятую в их обществе периодизацию 
жизненного пути и связанные с нею возрастные стереотипы. Однако лично себя 
считают "старыми" сравнительно немногие; большинство предпочитают относить себя 
к "среднему возрасту". Чувство старости и признание в себе больших возрастных 
перемен типично преимущественно для больных людей или для тех, чье положение 
заметно ухудшилось в последние годы. Но хотя старики в целом разделяют принятые 
в общественном сознании стереотипы старости, они склонны оценивать ее 
положительнее, чем молодые люди, причем образ собственного "Я" большей частью 
не включает отрицательных черт стереотипного образа старости, признаваемых 
справедливыми для других людей того же возраста. Впрочем, так поступают люди 
всех возрастов. 
Временная перспектива пожилых людей также индивидуально изменчива. Вопреки 
распространенному предрассудку, старики отнюдь не склонны уходить в свои личные,
 внутренние проблемы. Судьбы мира волнуют их даже сильнее, чем молодых, хотя 
они чаще смотрят на них пессимистически. Уход в прошлое типичен лишь для 
глубоких стариков, остальные больше думают и говорят о будущем, хотя временная 
перспектива с возрастом заметно укорачивается. Как и у детей, в сознании 
стариков ближайшее будущее начинает преобладать над отдаленным; короче 
становятся и личные жизненные перспективы. 
Сравнение образов времени пожилых и более молодых людей показывает, что ближе к 
старости время кажется, с одной стороны, более быстро текущим, а с другой – 
менее "деловым", менее заполненным различными событиями. При этом люди, активно 
участвующие в жизни, уделяют больше внимания будущему, а пассивные, с 
преобладающей реакцией ухода, прошлому. Первые отличаются также большим 
оптимизмом и верой в будущее. 
На вопрос, какой период жизни представляется людям наилучшим, обыденное 
сознание, не задумываясь, назовет юность или молодость. На самом деле такая 
оценка зависит от возраста опрашиваемых и многих других факторов. В большинстве 
случаев люди хотели бы быть моложе, чем они есть. Однако лица младше 35 лет при 
опросе назвали лучшими годами жизни 20-летие, старше 35 лет – возраст около 30, 
а четверть 65-летних отнесли счастливый возраст к периоду между 40 и 50 годами. 
Неоднозначны и представления о худшем возрасте. Из опрошенных американской 
исследовательницей М.Ловенталь 17-летних, 23-25-летних, 48-52-летних и 
58-61-летних людей две пятых назвали самым тяжелым возрастом отрочество и 
юность [48]. 
Повышение "идеального возраста" по мере собственного старения отчасти 
объясняется действием эго-защитных механизмов и тем, что индивид старается 
приблизить свои ценностные ориентации к своему реальному возрасту. Но вряд ли 
только этим. 
В психологии давно уже высказана мысль, что люди по-разному переносят одни и те 
же фазы жизненного цикла. Есть люди (например, Марсель Пруст или Жан Кокто