енный смысл) всех 
возрастных категорий. 
Стереотипы старости в общественном сознании тесно связаны с реальной возрастной 
стратификацией, с положением стариков в обществе. Уважительное отношение, 
почтение к старости многие ученые даже считают одной из главных причин 
долгожительства у некоторых народов. 
На ранних стадиях развития человеческого общества беспомощный старик просто 
физически не мог выжить, он был обречен, и сородичи помогали ему умереть. 
Поэтому вполне понятно, что образ немощного старика не мог получить 
сколько-нибудь значительного отражения в культуре того времени. Напротив, 
"мудрый старец", хранитель и живое воплощение традиции, занимает почетное место 
в любом бесписьменном обществе. Хотя уже в древности утвердился принцип 
старшинства и почтения к старости, понятие "старейшина" не воспринималось как 
возрастная категория, а служило скорее Для обозначения определенного 
социального статуса человека. Многие древние общества предусматривали не только 
нижнюю, но и верхнюю возрастную границу для занятия определенных общественных 
должностей. 
Осмысливая проблему старости, приходится учитывать и динамику продолжительности 
жизни. В XVII-XVIII вв. 50-летний человек считался уже старым. Сегодня в 
результате увеличения продолжительности жизни и удлинения сроков обучения и 
подготовки к труду так думают лишь подростки. 
В классово антагонистических обществах авторитет старших подкрепляется помимо 
традиционных норм почтения правом собственности и определенным порядком ее 
наследования. Пока старик не отказался от своих прав, как шекспировский король 
Лир, ему были обеспечены по крайней мере внешние знаки внимания и почета. 
Однако ассоциация старости и власти усиливает критическое отношение к старости, 
мотив конфликта "отцов и детей". Появляется образ старика, воплощающего не 
мудрость, а властно-консервативное начало жизни – грозный старик-отец, 
деспотично распоряжающийся судьбами своих чад и домочадцев, старый ученый, 
преграждающий путь новому и т.п. 
В новейшее время, когда темп социального и культурного обновления резко 
усилился, а родительская власть ослабла, стереотип старости снова изменился. 
Старик, который не может ни увлечь молодых мудростью, ни заставить повиноваться 
силой, становится воплощением слабости. Принцип уважения к прошлым заслугам 
взывает теперь к состраданию и жалости. Старость ассоциируется уже не столько с 
физической немощью, вызывающей страх и отвращение (вспомним пушкинское "Под 
старость жизнь такая гадость..."), сколько с чувством социальной бесполезности. 
Отсюда стремление избежать старости или хотя бы сократить ее продолжительность, 
что проявляется в нежелании пользоваться самим этим термином, часто заменяемым 
понятиями "пожилой" или "почтенный", в попытках дополнить удлинение 
продолжительности жизни продлением трудоспособности. 
Но если неоднозначны социокультурные образы старости, то тем более не 
существует единого старческого самосознания. Человек сам, без посторонней 
помощи, обычно не замечает своего постарения, для себя он тот же самый. "...Я 
воспринимаю себя, старого, по-прежнему молодо, свежо... И вдруг на молодого 
меня, который внутри и снаружи, в зеркале смотрит старик. Фантастика! Театр!" 
[44]. – пишет Ю.Олеша. Но гораздо страшнее зеркал – отношение окружающих. В 
жизни каждого человека рано или поздно наступает момент, "когда он открывает, 
что он есть только то, что он есть. Однажды он узнает, что мир больше не 
предоставляет ему кредита под его будущее, не хочет позволить ему видеть себя 
тем, чем он мог бы стать... Никто не спрашивает его больше: что ты будешь 
делать? Все утверждают твердо, ясно и непоколебимо: это ты уже сделал. Другие, 
– он вынужден узнать это, – уже подвели баланс и вывели сальдо, кто он такой" 
[45]. Молодой человек еще "будет", человек среднего возраста – "есть", старый – 
уже "стал". 
Разумеется, процессы старения объективны. Наступление старости ассоциируется с 
ослаблением здоровья и физических сил, уменьшением количества и изменением 
структуры социально-профессиональных ролей и параллельными изменениями и 
потерями в семейной жизни. Но это происходит с разными людьми в разное время и 
переживается по-разному. 
Предвосхищение старости в воображении часто бывает болезненнее, нежели 
реальность. Так, многие люди, привыкшие всю жизнь работать, со страхом ожидают 
выхода на пенсию, предвидя материальные трудности, ухудшение самочувствия, 
уменьшение приносимой обществу пользы, одиночество и т.д. Однако опрос, 
проведенный среди недавно ушедших на пенсию неработающих москвичей (мужчины 
60-63 лет и женщины 55-58 лет) показал, что ухудшение самочувствия отметили 12% 
(ожидали – 34%), появление материальных затруднений – 20% (ожидали – 36%), 
чувство социальной бесполезности – 19% (ожидали – 32%), одиночество – 8% 
(ожидали – 23%). Причем некоторые из отмеченных неприятностей оказались 
компенсированы положительными изменениями – увеличением свободного времени, 
улучшением физического самочувствия (его отметили 47% неработающих пенсионеров) 
и т.д. В целом 66% женщин и 61% мужчин выходом на пенсию довольны [46]. А 
многие и достигнув пенсионного возраста продолжают работать. 
Человек стареет, как и взрослеет, неравномерно, и это по-разному преломляется в 
его самосознании. К сожалению, в отечественной геронтологии 
психофизиологические процессы и изменения в социальном положении стариков 
исследованы гораздо лучше, нежели их самосознание и внутренний мир. Зарубежные 
данные о самосознании стариков также довольно фрагментарны [47]. 
Вопреки распространенным представлениям, пожилые люди, как правило, не 
проявляют повышенной озабоченности своей социальной и личной идентичностью. 
Разумеется, общая тональность и эмоциональная окрашенность миро- и самоощущения 
с возрастом меняется. Люди старших возрастов (это особенно характерно для 
мужчин) значите