вая атрибуция этничности осуществляется с различной степенью 
обеспокоенности относительно общественной безопасности и порядка. Такая тревога,
 достигнув определенного уровня, выражается в обосновании необходимости 
принятия тех или иных мер, политических реформ или пересмотра существующих 
регуляций. Репертуар модальности, тем самым, может быть представлен на 
континууме от нейтральных символов культурных вариаций, к правам на труд и 
социальное обеспечение до необходимости регуляции, контроля, применения силы.
     Модификации этничности представлены в следующих смысловых аспектах: 
миграция, конфессия, традиция, культура, территориальность (как место 
компактного проживания или государственность). Наряду с упомянутыми выше 
модальными градациями, эти понятийные области образовали категориальную сетку 
семантического пространства категории в нашем анализе. 
      Этнические персонажи квалифицируются как особые клиенты системы 
социального обслуживания, в принципе способные к интеграции, но выступающие так 
же и источником реальной угрозы или потенциальной социальной опасности. Как 
правило, эта квалификация фокусируется на статусе мигранта, принадлежности к 
культурной группе, типу семьи без внимания к таким параметрам статуса, как пол, 
возраст, образование, профессия, доход. Понятие этничности практически всегда 
применяется в дихотомическом пространстве мы/они, и этот контраст может быть 
обусловлен конкретной социальной системой или государством-нацией в терминах 
негативных категорий40 (например, «некоренные», «нерусские», «нетитульные») или 
с помощью других бинарных оппозиций (например, реальные vs. «культурно 
стереотипные» потребности). Описание направлений социальной политики и форм 
социальной работы затрагивает такие смысловые аспекты этничности, как 
миграционная политика и социальная работа с мигрантами, культурная специфика 
социальных отношений в «этнической среде», религиозные программы работы с 
заключенными, традиции социальной помощи и социального контроля. 
     Сегодня растет число исследований, которые концептуализируют этничность в 
условиях современного трансформирующегося общества. Обсуждая понятия и проблемы 
этнической идентичности, этнокультурных особенностей социальной реальности, 
авторы касаются экономических, политических и культурных контекстов, полагая их 
в качестве тех условий, в которых категории расы, этничности, национальности 
становятся ключевыми. Этничность внедрена в социальные, политические и 
экономические структуры, причем формы этих структур позволяют этничности 
«отливаться» в разнообразных проявлениях и выражать свою социальную 
значимость41. Таким образом контекстуализация этнических идентичностей 
становится многомерной, включая социальный, экономический, политический, 
гендерный и классовый компоненты. Между тем, в проанализированных изданиях пока 
что никак не используются новые исследования этничности и расизма в России и 
СНГ, но в ряде из них привлекаются переводы зарубежных учебных материалов, 
международные и отечественные законодательные документы, этические кодексы. В 
проанализированных учебных пособиях отсутствует язык расизма и исламофобии, 
однако, в некоторых изданиях происходит символическое утверждение доминирующих 
этнических атрибутов – конфессии, традиций, культуры, истории. Технологии 
нондискриминационной или мультикультурной социальной работы, активной 
толерантности, социально критической позиции пока что в учебной литературы не 
раскрыты. 
     По результатам анализа мы можем заключить, что учебные тексты по 
социальной работе пока что не создают базу, необходимую для минимального уровня 
компетентности в области прав человека, поскольку не способствуют   распознанию 
в общественной и политической жизни индивидуальной, групповой и институциальной 
дискриминации людей по признакам расы, цвета кожи, пола, языка, религии, 
политических или иных убеждений, национального или социального происхождения, 
имущественного, сословного или иного положения, и слабо ориентируют на познание 
различий и уважение инаковости, формирование толерантности. Тем более, пока что 
не выполнены задачи оптимального уровня, на котором формируются готовность и 
навыки самостоятельного поиска способов преодоления предубеждений, 
предрассудков и дискриминации, установления недискриминационных отношений с 
людьми, знание способов реализации и защиты прав человека на разных уровнях. 
Таким образом, налицо еще не реализованный потенциал позитивной и негативной 
пропедевтики.  
      Набирающая силу гегемония идентификационной модели как национальной 
принадлежности опирается на историю, антропологию, психологию и социальную 
политику. В публичной дискуссии все с большей уверенностью заявляет о себе 
дискурс различий, который, по мнению В.Малахова42, сам становится источником 
различий. В этом случае концепция мультикультурализма может привести в тупик. 
Если этнокультурные различия принимаются как данность, как нечто само собой 
разумеющееся, то многие социальные проблемы трактуются как следствие инаковости.
 В этом случае мигранты оказываются этнически другими, культурно и социально 
неадекватными именно по причине собственной нетипичности, тогда как социальные 
структуры и агенты, влияющие на производство и воспроизводство социального 
неравенства, уходят на второй план. Речь идет, в том числе, о таких структурных 
и институциальных факторах, как безработица и теневая экономика, низкий 
профессионализм работников службы миграции и других социальных сервисов, ошибки 
в социальных проектах, усугубляющие неравенство, несоответствие риторики 
социальной политики и реальности тех проблем, с которыми сталкивается 
мигрирующее население и этнические меньшинства в современном государстве.
      Именно поэтому, на наш взгляд, к концепциям мультикультурализма и 
толерантности необходимо добавить измерение социальной критики, которое 
открывает нон-дикриминаторную перспективу с