известность увеличивала возможность пропаганды социалистических идей, 
пробуждала интерес к идеям социализма. Важно отметить, что эти писатели в 
большинстве случаев сознавали утопичность своих произведений, но использовали 
жанр утопии для пропаганды своих идей.
      Особо следует сказать о Циолковском. Пропагандируя в брошюрах 20х годов 
технические идеи реконструкции земной поверхности и освоения космического 
пространства, он создал ряд ярких, впечатляющих социальных утопий (например, 
«Общественная организация человечества», 1928) с  целью показать, какие блага 
способен принести человечеству научнотехнический прогресс. Утопические идеи 
основоположника современной космонавтики сыграли важную роль в становлении 
ранней футурологии (в широком смысле «литературы о будущем»), к которой мы 
обратимся позже.
      В целом новая стадия эволюции утопизма существенно отличалась от 
предыдущей как уровнем утопической мысли, так и степенью ее влияния на прогресс 
общественной мысли. Утопические произведения стали значительно слабее и по 
идейному содержанию, и по воздействию на мировую общественную мысль. Именно их 
упадок во всех отношениях дает основание говорить о смене восходящей стадии 
развития утопизма нисходящей. Очевидна и причина упадка: неспособность утопии 
конкурировать с наукой.
      Было бы упрощением, однако, сводить утопизм второй половины XIX и 
особенно XX в. только к утопическим романам и трактатам. Писания идеологов 
фашизма касались «реальной политики», но по существу это были самые настоящие 
социальные утопии – утопии спасения капитализма политическими средствами, а в 
ряде отношений даже путем возврата к феодальным и рабовладельческим порядкам. 
Эти утопии обернулись трагической реальностью для сотен миллионов людей, для 
всего человечества, ввергнутого во Вторую мировую войну. Об утопии казарменного 
социализма мы уже упоминали.
      Сочинения Кейнса, его последователей – кейнсианцев и неокейнсианцев, 
других представителей современной экономической мысли формально не являются 
утопиями. Но фактически это самые настоящие социальные утопии. Бесчисленные 
разновидности азиатского, африканского, американского «социализма», которые 
множатся год от года, также являются утопиями, оказывающими немалое влияние на 
общественную жизнь трудящихся развивающихся стран. Марксизм, ленинизм, маоизм, 
чучхеизм – все это не что иное, как социальная утопия. Тем не менее эта утопия 
на протяжении ряда десятилетий являлась вполне реальным кошмаром почти для 
миллиарда людей.
      Проблема основательного исторического анализа эволюции современного 
утопизма во всех его разновидностях не по формальным признакам, а по существу 
остается одной из наиболее актуальных в истории мировой общественной мысли XX в.

      Развитие религиозных и утопических представлений о будущем в древнем мире 
сопровождалось зарождением представления об истории как процессе, обладающем 
определенными закономерностями. К середине 1го тысячелетия до н.э. эти 
представления приобрели характер философскоисторических концепций будущего. 
Постепенно сформировались три основных концепции, существующие до сих пор: 
регресс от «золотого века» в древности к гибели культуры, бесконечные циклы 
подъемов и падения культуры в круговороте одних и тех же стадий развития, 
прогресс от низшего к высшему.
      Взгляд на исторические события как на этапы вечной эволюции мира, 
охватывающей прошлое, настоящее и будущее, обнаруживается и в древнеиндийской 
(школы Чарвака и особенно Санкхья), и в древнекитайской (Мэнцзы, Чжуанцзы), и 
в древнегреческой философии (Гесиод, Платон, Аристотель). Философы пытались 
вскрыть закономерности исторических циклов, найти факторы, которые 
обусловливают их смену. Из концепции «золотого века» выросла теория 
«естественного состояния» (школы киников и стоиков). Софисты, а затем Демокрит 
и Эпикур противопоставили ей идею прогресса. И стоики, и эпикурейцы бились над 
проблемой детерминизма в историческом процессе, причем последние развивали 
теорию «общественного договора», что само по себе было покушением на 
господствовавшую тогда идею провиденциализма.
      Теория циклов была настолько детально разработана в трудах Полибия (II в. 
до н.э.), что некоторые историки считают все аналогичные концепции вплоть до 
современных (Гумплович, Парето, Шпенглер, Сорокин, Тойнби) лишь развитием его 
взглядов. Преобладавшей долгое время концепции регресса от «золотого века» 
(Сенека, Цицерон, Вергилий, Тибулл, Овидий) была с новой силой 
противопоставлена идея прогресса (Лукреций). Это было выдающимся достижением 
античной мысли. Концепции регресса и циклов не случайно оставались долгое время 
господствующими: первая проистекала из наблюдений над мучительным процессом 
разложения родового строя и становления классового общества; вторая 
обусловливалась медленными темпами исторического развития. Нужен был высокий 
уровень философского мышления, чтобы за сложными перипетиями развития общества 
разглядеть линию прогресса.
      Воинствующий клерикализм средневековья надолго подавил все теории 
исторического развития, кроме концепции регресса. Лишь к концу этого периода 
отмечается новый проблеск идеи прогресса (технического) у Р. Бэкона и новая, 
более глубокая разработка теории циклов у ИбнХальдуна, который пытался решить 
проблему исторического детерминизма, исследуя влияние на развитие общества 
географических и иных факторов.
      В эпохи Возрождения и Просвещения вновь выдвинулись на первый план 
концепции циклов (Макиавелли, Вико) и прогресса. Вико вплотную приблизился к 
идее развития не по кругу, а по спирали. Что же касается прогресса, то одни