киноманов, телеманов, разных «фэнов», не способных занять себя без 
манипулирования их сознанием извне.
      4. Распространение крайне непрочной нуклеарной семьи, т.е. состоящей 
только из родителей и детей, а все чаще с одним ребенком или даже вовсе 
бездетной, а также множества разновидностей внебрачного сожительства, включая 
все мыслимые половые извращения, что ведет к выморочности общества и сильно 
развитой массовой деморализации населения, особенно молодежи.
      5. «Эффект отчуждения» человека от общества, когда человеку становится 
безразличным состояние общества, включая окружающих, а обществу (включая 
окружающих) становится безразличен человек, даже если он гибнет на виду у всех.
      6. Погоня за легким, престижным трудом, а так как это доступно далеко не 
всем – массовая неудовлетворенность, фрустрация населения.
      7. Распространение богемного стиля жизни, массовая неупорядоченность быта,
 особенно у молодежи, с соответствующими негативными сдвигами в психике людей.
      8. Распространение асоциальных форм досуга (азартные игры, наркотики и пр.
), разрушающих человеческую личность.
      9. Крайняя трудность найти подходящего спутника жизни, создать прочную 
семью, жить нормальной семейной жизнью.
      10. Трагедия одиночества, принимающая массовый характер и особенно тяжкая 
под старость.
      11. Бьющая в глаза социальная иерархия и чудовищный комплекс 
неполноценности у большинства людей.
      12. Полный или почти полный отрыв от природы плюс кошмарные «часы пик», 
уносящие ежедневно 2—3 часа жизни горожанина.
      13. «Разрыв поколений», ставящий под вопрос преемственность культурных 
ценностей, стабильность общества вообще.
      Сравнивая городской и сельский «синдромы», нетрудно прийти к заключению, 
что минусы первого в глазах отдельного человека намного перевешивают минусы 
второго – отсюда соответствующий вектор социальных перемещений. Но минусы 
второго настолько страшнее минусов первого для общества в целом, что это дает 
основание некоторым авторам уподоблять крупный город «черной дыре», в которую 
«засасывает», в которой «исчезает» человечество; дает основание многим авторам 
говорить о «противоестественности», «патологичности», «гибельности» для 
человечества современного городского образа жизни. Здесь вряд ли уместно 
вдаваться в рассмотрение этого вопроса: он целиком относится к проблематике 
альтернативистики, которой мы, как уже упоминалось, посвящаем отдельную работу. 
Отметим лишь, что в условиях современной России такая оценка урбанизации имеет 
некоторые основания. Мало того, сам процесс урбанизации приобретает 
специфические черты, слабее выраженные или вовсе отсутствующие в других странах 
мира (кроме, разумеется, других республик бывшего СССР).
      Постараемся показать это на примере Москвы – в других городах процесс 
носит тот же характер, но в Москве выражен ярче и наиболее понятен.
      Москва – типичный городкрепость с радиальной планировкой улиц, диаметром,
 примерно, 8 км. – в среднем 4 км. в любую сторону от московского Кремля до 
бывшего Земляного Вала начала XVIII века, замененного позднее широким внешним 
бульварным кольцом (имеется и внутреннее – на месте более старой крепостной 
стены, примерно в километреполутора от Кремля). Город состоял, в основном, из 
особняков и был рассчитан приблизительно на 200– 300 тыс. жителей. Во второй 
половине XIX—начала XX в., с упразднением крепостничества в город хлынули сотни 
тысяч рабочих, 304ремесленников, торговцев, и его население к 1917 г. достигло 
2 млн. чел., причем появились обширные районы городских трущоб и рабочих 
казармобщежитий, в которых проживало подавляющее большинство населения. 
Гражданская война заставила бежать из города около половины его жителей, и 
прошло много лет, прежде чем численность населения вновь достигла довоенного 
уровня. Но начавшаяся индустриализация страны и трагедия «коллективизации 
сельского хозяйства» буквально «выпихнули» из деревни в город десятки миллионов 
людей, в результате чего население Москвы увеличилось до 4 млн. примерно на той 
же площади, что и прежде. Теснота сделалась ужасной: это были времена, когда в 
одной комнате нередко спали вповалку несколькими «ярусами» дветри семьи – 
около 1 кв.м. на каждого человека, а кухонный кран и унитаз приходились на 
10—15 таких комнат с полусотнейсотней жильцов. Такой Москва встретила Вторую 
мировую войну. Такой вступила в послевоенные годы.
      А затем начал стихийно работать социальный механизм гиперурбанизации, 
никем не предусмотренный, с непредвиденными последствиями.
      Как столица огромной империи, столица сложнейшей, самой большой 
республики, входящей в ее состав (Российской Федерации), столица области 
величиной со Швецию (по численности населения), столица самого города величиной 
со Швейцарию (по тому же критерию), да еще с несколькими десятками районных 
управлений, да еще с административнокомандной системой, при которой на каждые 
5—б работающих требуется командирконтролер, Москва быстро стала городом 
чиновников, удельный вес которых со временем достиг четверти всех работающих 
(из них лишь пятая часть относилась к государственному управлению, остальные 
управляли промышленными предприятиями, учреждениями сферы обслуживания, 
образования, здравоохранения, снабжения, другими организациями).
      Во всякой тоталитарной стране наука, культура, искусство обычно 
концентрируются в столице: так легче их контролировать, превращать в слепое 
орудие правящей верхушки. Москва не явилась исключением: в ней сосредоточилось 
большинство лучших исследовательских, проектных и учебных институтов, лучших 
театров и киностудий, лучших издательств, музеев, других учреждений культуры. В 
результате каждый четвертый из работающих относился к сфере науки, культуры,