янно действующих эмоциональных факторов или вечной метафизической мечты. 
Марксизм утверждает, что противоречия капитализма вызывают формирование 
пролетариата как класса, а пролетариат выполняет задачу, которая является его 
исторической миссией. Марксистское видение перспективы, с точки зрения всеобщей 
истории, рационально. Оно предполагает, помимо прочего, своего рода 
рациональную психологию, согласно которой люди или группы людей действуют в 
соответствии со своими интересами. Нечего сказать, поистине весьма оптимистична 
психология, предполагающая, будто люди могут быть одновременно и эгоистами, и 
ясновидящими! Обычно такого рода толкование человеческого поведения называют 
или материалистическим, или циничным. Какая иллюзия! Если бы все группы людей 
знали свои интересы и поступали сообразно им, то жизнь обществ была бы 
действительно куда проще... Как говорил большой психолог по имени Гитлер, между 
различными интересами всегда возможны компромиссы, между мировоззрениями — 
никогда.

Парето и некоторым образом Вебер отвечают на это рационалистическое видение 
Маркса замечанием, что такого рода социальные процессы, как социалистическое 
движение, ни в коей мере не вызваны осознанием групповых интересов и являются 
не выполнением исторической миссии, а всего лишь отражением аффективных или 
религиозных потребностей, таких же древних, как само человечество.

Макс Вебер свою социологию религий порой называл "эмпирическим опровержением 
исторического материализма". Действительно, в ней иногда приводятся 
доказательства того, что отношение некоторых групп людей к экономической жизни 
могло быть обусловлено религиозными воззрениями. Но обусловленности религиозных 
воззрений экономическими позициями не существует, при том что обратное вполне 
допустимо.

С точки зрения Парето, если бы поступки людей были логическими, то они 
определялись бы стремлением к наживе или власти, а борьба групп могла быть 
истолкована сугубо рациональной терминологией. Но, по сути дела, людьми движут 
относительно постоянные категории аффективных факторов. История развивается не 
по пути, ведущему к завершению, коим стало бы примирение человечества, а 
подчиняясь взаимозависимым циклам. Воздействие той или иной группы факторов 
образует исторические фазы; и невозможно предвидеть ни конечного результата, ни 
момента их завершения.

Вместе с тем и Парето и Вебер признают вклад Маркса в науку. С точки зрения 
Паре-то, "социологическая часть труда Маркса с научной точки зрения значительно 
выше экономической". Классовая борьба наполняет большую часть вековой 
исторической хроники и представляет собой одно из крупнейших явлений всех 
известных общественных систем. "Борьба за жизнь или благополучие есть общее для 
живых существ явление, и все, что мы об этом знаем, говорит нам о том, что она 
является одним из самых мощных факторов сохранения и улучшения расы". Парето 
допускает, таким образом, наличие классовой борьбы, подает ей иную, отличную от 
марксовой, интерпретацию. С одной стороны, в обществе нет тенденции к 
разделению на два, и только на два, класса: на владельцев средств производства 
и эксплуатируемую массу, "Классовая борьба осложняется и приобретает 
многообразные формы. Мы далеки от простой борьбы двух классов; раскол 
усиливается в среде как буржуазии, так и пролетариата". Он подчеркивает, что 
социальные и экономические группы многочисленны. С другой стороны, поскольку 
Парето исходит из двойственного характера общества, он считает, что последнее 
основано на противоречиях между правителями и управляемыми, между элитой и 
массой; при этом принадлежность к элите необязательно определяется владением 
средствами производства. Поскольку основным противоречием является противоречие 
между правящими и управляемыми, то классовая борьба вечна и не может быть 
преодолена в обществе с политическим строем без эксплуатации. Если, как полагал 
Маркс, источник классовой борьбы — частная собственность на средства 
производства, то можно представить себе общество без частной собственности, а 
стало быть, и без эксплуатации. Но если первопричина социальных конфликтов — 
власть меньшинства над большинством, то социальная неоднородность неизбежна и 
надежда на бесклассовое общество — это всего лишь псевдорелигиозный миф. Парето 
склонен характеризовать различные классы по их психологии. Элита жестока или 
хитра, ее составляют или бойцы, или плутократы; в нее входят спекулянты и 
ростовщики; она похожа то на льва, то на лисицу. Все эти формулировки выделяют 
скорее психологическую особенность, чем чисто социологическую характеристику 
классов, и в частности правящего класса.

Вебер, социальная мысль которого драматична, но не имеет при этом отношения к 
миротворчеству, тоже допускал реальность и остроту классовой борьбы и, таким 
образом, в определенном смысле принимал марксистское наследие и значение 
социологических наблюдений, которые служат отправным моментом 
"Коммунистического манифеста". "Тот, кто берет на себя смелость сунуть пальцы в 
колеса политического развития своей родины, должен иметь крепкие нервы и не 
быть слишком сентиментальным, чтобы заниматься современной политикой. И тот, 
кто берется заниматься политикой, прежде всего не должен питать иллюзий и 
признать... наличие непременного фактора неизбежного существования на этой 
земле вечной борьбы людей против людей". Если бы Вебер не воспользовался с 
такой нарочитой резкостью аргументами Парето, то отметил бы, что при режиме, 
основанном на ко