лективной собственности и плановом хозяйстве, меньшинство 
обладало бы огромной как политической, так и экономической властью; и только 
непомерное, свойственное человеческой природе доверие позволило бы надеяться, 
что это меньшинство не злоупотребит обстоятельствами. Неравенство в 
распределении доходов и привилегий переживет исчезновение частной собственности 
и капиталистической конкуренции. Более того, в социалистическом обществе на 
самом верху окажется тот, кто будет наиболее ловким в мрачной, маловидимой 
бюрократической борьбе, несомненно, не менее неприглядной, чем экономическая 
конкуренция. Бюрократический естественный отбор был бы даже по-человечески 
значительно хуже, чем подобный полуиндивидуалистский отбор, который в какой-то 
степени существует в лоне соответствующих организаций капиталистических обществ.


Для того, чтобы стабилизировать современные общества и сделать их 
высокоморальными, Дюркгейм ратовал за воссоздание корпораций. Парето не считал 
себя вправе предлагать какие-либо реформы, но заявлял, несколько сомневаясь в 
сроках, о кристаллизации бюрократической системы и предвидел приход к власти в 
обществах жесткой элиты, которая сменит власть "лисиц плутократии". Что же 
касается Вебера, то его пессимистические пророчества говорят о поступательном 
разрастании бюрократии в организационных структурах.

Из предсказаний трех авторов менее всего, как мне кажется, оправдались прогнозы 
Дюркгейма. Профессиональные корпорации, в том виде, как их себе представлял 
Дюркгейм, т. е. как промежуточное образование, наделенное авторитетом, не 
получили развития ни в одной стране с современной экономикой, ни в СССР, ни на 
Западе. В СССР — потому что там принцип всякой власти и всякой моральности есть 
Партия и Государство, слитые воедино; на Западе — поскольку для того, чтобы в 
профессиональных организациях рабочих или предпринимателей обнаружить малейший 
след признанного или принятого морального авторитета, требовалась 
исключительная проницательность. Парето же не ошибся, предсказав приход к 
власти сильной элиты, а Вебер—предвидев бюрократизацию. Возможно, эти два 
явления не определяют исчерпывающе всей социальной действительности 
современного общества, но сочетание их, несомненно, представляет собой 
характерные черты нашего времени.

Наконец, можно отметить, что вклад каждого из этих трех авторов в развитие 
научной социологии разносторонен и одновременно направлен к одной цели. Все 
трое в одном историческом контексте осмыслили тему взаимосвязи науки и религии, 
стремились дать объяснение религии с социальной точки зрения, а социальных 
процессов — с точки зрения религии. Социальное существо есть существо 
религиозное, а верующий — всегда член того или иного общества. Эта 
первостепенной важности мысль высвечивает их вклад в научное развитие 
социологии. Парето и Вебер наглядно, а Дюркгейм косвенным путем вывели 
концепцию социологии как науки социального действия. Социальное и религиозное 
существо, человек является создателем ценностей и общественных систем, а 
социология стремится осмыслить структуру этих ценностей и систем, т. е. 
структуру социального поведения. Для Вебера социология есть понимающая наука 
человеческого поведения. Если это определение и не представлено слово в слово в 
"Трактате по общей социологии" Паре-то, то сама мысль в его творчестве 
присутствует. Определение Дюркгейма также мало чем отличается от этого.

Представленная таким образом социология исключает натуралистическое объяснение 
социального поведения, т. е. что социальное действие можно понять и объяснить, 
исходя из наследственности и среды проживания. Человек ставит перед собой цели, 
выбирает средства для их достижения, приспосабливается к обстоятельствам, 
находит вдохновение в системах ценностей. Каждая из этих формулировок касается 
одного из аспектов понимания поведения и отсылает нас к одному из элементов 
структуры социального поведения.

Самым простым из понятийных сочетаний является связь "средства — цели". Именно 
этот аспект социального поведения находится в центре определения логического 
поведения у Парето, а Вебер сохранил его в понятии целерационального поведения. 
Анализ связей между целью и средством ее достижения заставляет поставить 
главные социологические вопросы: как определяются цели? каковы мотивации 
поступков? Этот анализ позволяет углубиться в казуистику понимания человеческих 
поступков, основными элементами которых являются: связь "средства — цели", 
мотивации поведения, система ценностей, заставляющая людей совершать поступки, 
а также, вероятно, ситуация, в которой субъект адаптируется и в зависимости от 
которой он определяет свои цели.

Т. Парсонс свою первую значительную книгу "Структура социального поведения" 
посвятил исследованию трудов Парето, Дюркгейма и Вебера, которые расценивает 
как вклад в теорию социального поведения, служащую основой социологии. 
Социология, наука о человеческом поведении, является одновременно и понимающей 
и объясняющей. Понимающей —поскольку она выявляет логику или подразумеваемую 
рациональность индивидуальных или коллективных поступков. Объясняющей — потому 
что она выстраивает закономерности и частные, единичные поступки включает в 
целостности, которые придают им смысл. С точки зрения Парсонса, Парето, 
Дюркгейм и Вебер при помощи различных концепций вносят свой вклад в 
строительство общей теории структуры социального поведения. "Понимающая" теория,
 которая включила в себя все ценное, что могли внести в нее эти три автора, 
является, естественно,