данном контексте важно лишь подчеркнуть, что «противостояние» американской и 
европейской традиций в отношении к социально-психологической теории, по мнению 
многих авторов, наиболее ярко проявляется, в частности, и при анализе теории 
социальных представлений. Ее уместно рассматривать как пример теории нового 
типа. Хотя в ряде пунктов теория социальных представлений смыкается с теориями 
когнитивного соответствия, тем не менее она преодолевает, по мнению Московичи, 
«асоциальность» этих теорий: социальное представление не есть мнение отдельного 
человека, но мнение группы. Таким образом, при помощи новой концепции не только 
расширяется спектр тех социальных явлений, построение образа которых можно 
лучше понять, но и осуществляется переход от индивидуального к массовому 
сознанию, а это уже новый уровень социально-психологической теории.
2.2. Теория и эксперимент (А. Тэшфел)
     Другим вызовом атеоретизму американской традиции являются идеи английского 
исследователя А. Тэшфела. Будучи, как и С. Московичи, одним из идеологов и 
разработчиков программы «европейского подхода» в социальной психологии XX в., А.
 Тэшфел сосредотачивает свое внимание как на критике существующего положения 
дел в этой области знания, так и на предложении конструктивной перспективы. Эти 
две части работы А. Тэшфела требуют своего раздельного рассмотрения.
     Первая часть представлена в программной статье «Эксперименты в вакууме», 
опубликованной в уже упоминавшемся томе «Контекст социальной психологии»20. 
Здесь также проводится мысль о необходимости «спасения» социальной психологии 
на путях ее большего включения в анализ социальных проблем. Хотя содержание 
статьи больше касается проблем методологии, чем собственно теории, она также 
представляет большой интерес как симптом «европейской» критики. Основной пафос 
работы — защита социально-психологического эксперимента от его неправильного 
толкования, осуществляемая с серьезными ссылками на работы Мак-Гвайра. Именно 
МакГвайру принадлежит критика социально-психологического эксперимента за то, 
что он оказался практически сведенным к манипулятивному исследованию в 
лаборатории, в то время как целесообразнее использовать этимологически более 
корректное значение слово «экспериментальный» — «проверяющий», «пробующий» и т.
д.
     Тэшфел соглашается с этим доводом, но констатирует, что, к сожалению, в 
большинстве современных социально-психологических исследований эксперимент 
остается именно «манипулятивным исследованием в лаборатории». Этот 
методологический крен связан с общим пониманием предмета социальной психологии, 
с теоретическими исходными принципами, принимаемыми исследователями. С точки 
зрения Тэшфела, большинство теорий в социальной психологии — это теории об 
индивидуальном, или межличностном, поведении. Все примеры сводятся к тому, что 
социальное поведение есть адаптация общих механизмов поведения к условиям, 
порожденным тем фактом, что оно совершается в окружении других людей. Поэтому, 
несмотря на четкие формулировки в учебниках, указывающие на то, что социальная 
психология является наукой о социальном поведении, что поведение 
детерминировано социальными факторами и «зависит» от социального контекста 
[Тэшфел, 1984, с. 230], на практике ввиду некорректного понимания самих 
социальных факторов и самой сути детерминации социальная психология 
рассматривает социальное поведение в пресоциальной, или даже асоциальной, 
перспективе.
     Тэшфел отмечает чрезвычайно важную характеристику большинства существующих 
социально-психологических теорий, а именно тот факт, что в них переход от 
индивидуального поведения к социальному совершается без учета качественной 
специфики группы. Это порождает такую простую схему: сначала рассматриваются 
отношения индивида с индивидом в диаде, затем отношение индивида с небольшим 
числом индивидов, наконец, незаметно осуществляется переход к взаимоотношениям 
между группами. «Существующее положение исходит из того, что индивид — единица 
анализа. Он реагирует на других, другие реагируют на него, и ничего нового не 
происходит», — справедливо констатирует Тэшфел. При таком подходе напрашивается 
аналогия с игрой в пинг-понг, где мячики-индивиды, конечно, сталкиваются друг с 
другом, но при этом не претерпевают никаких изменений ни под влиянием друг 
друга, ни под влиянием стола... Основной причиной такой принципиальной 
методологической слабости исследований является убеждение в том, что 
«несоциальные законы поведения индивида служат генотипической основой 
социальной психологии» [там же, с. 241]. По мысли Тэшфела, эксперименты лишь 
отражают существующие теоретические предпосылки. Цели, которые ставятся перед 
экспериментами, весьма ограничены: проверить гипотезы, сформулированные на 
основе несоциальных теорий, собрать данные, заботливо очищенные от социального 
контекста, так, чтобы они были релевантны гипотезам. Отсюда и 
неудовлетворенность, которая часто рождается несмотря на весьма 
квалифицированно проведенное исследование. Ограниченность его результатов, по 
существу, задана молчаливо принимаемой схемой: начинаем с предположений, 
полученных в повседневной жизни, применяем могучую экспериментальную и 
статистическую технику, наконец, получаем, что «то, что мы полагали верным, 
верно». Если посмотреть на перечень примеров и иллюстраций, приведенных 
Тэшфелом, то становится ясным, что этот суровый приговор современной социальной 
психологии тоже достаточно недвусмысленно адресован американской традиции. Но 
многие из этих аргументов, как мы видели, не так уж чужды и отдельным 
американским авторам. Поэтому тенденция здесь схвачена верно, но вряд ли 
водораздел проходит по линии «американская традиция» — «европейская традиция». 
Подобно тому как в американской социальной психологии можно услышать немало 
голосов против существующей традиции, среди европейских коллег можно встретить 
немало ее последователей. Но если отвлечься от этого географического аспекта