присутствует и у ряда других европейских авторов. Может быть, у Московичи они 
просто более резко обозначены, а приведенные суждения и оценки более 
категоричны. Во всяком случае, критическая программа представлена весьма четко.
     Что же касается позитивной программы Московичи, то здесь напрашивается 
несколько существенных возражений. Прежде всего, они касаются бесспорного 
самого по себе тезиса о том, что социальная психология может быть наукой только 
в том случае, если она анализирует социальные проблемы своего общества. Однако 
вряд ли это суждение можно принять в столь категоричной формулировке: конечно, 
прямая задача социальной психологии — исследование социально-психологической 
стороны тех социальных проблем, которые актуальны для своего общества. В этом 
смысле чрезвычайно важно для социальной психологии умение выявить особые 
феномены, свойственные лишь определенному типу общества. Но вместе с тем разве 
можно исключить из сферы ее научных интересов социально-психологические 
феномены других обществ и культур? Такое важное средство исследований, как 
сравнительный анализ (то, что вошло в социальную психологию под названием 
«cross-cultural analysis» — «межкультурные исследования»), возможно лишь при 
сопоставлении аналогичных феноменов в различных типах обществ, и поэтому нет 
оснований отбрасывать подобного рода задачу со счета социальной психологии. При 
этом, однако, важно, что понимать под «типом» общества, и это может являться 
основанием для второго возражения Московичи.
     Действительно, американские проблемы есть американские проблемы, если под 
термином «американские» понимать «относящиеся к США». Верно, что нельзя стать 
социальным психологом, обращаясь только к американскому опыту. Но вот с 
определением «европейских» проблем возникает целый ряд затруднений. Прежде 
всего при оценке социальных проблем (а Московичи делает акцент именно на этом) 
вряд ли можно апеллировать к географическому понятию. Во-первых, потому, что в 
различных европейских странах тоже существуют свои собственные и различные 
социальные проблемы, а во-вторых, — и это главное — потому, что, говоря о 
современной Европе, нельзя обойти молчанием тот факт, что на ее территории, так 
же, впрочем, как и в других частях земного шара, существуют принципиально 
различные типы обществ. Если уж следовать тезису, что у каждого общества «свои» 
социальные проблемы, то гораздо правильнее фиксировать не просто различие 
«американских» и «европейских» социальных проблем, но делать акцент на 
необходимости учета специфики каждого общества.
     Конечно, это прежде всего область интереса социологических и политических 
наук, но коль скоро социальную психологию призывают обратиться лицом и к такого 
рода проблемам, она должна решать их корректно. Сама же степень интереса 
социальной психологии к социальным проблемам общества также должна быть 
определена более строго. Можно согласиться с тем, что американская социальная 
психология во многом проиграла, механически перенеся на свои принципы и методы 
положения индивидуальной психологии. Будет естественным согласиться и с тем 
утверждением, что дальнейший прогресс социальной психологии может быть 
достигнут лишь при условии ее большей включенности в исследование социальных 
проблем. Но при характеристике такой перспективы важно все-таки сохранить 
отличия социальной психологии от социологии. С этой точки зрения некоторое 
сомнение вызывает тезис о «социологизации» социальной психологии. Ее 
возрастающий интерес к социальным проблемам не означает ее превращения в 
социологию и даже ее отождествления с социологией. Специфика подхода этих двух 
дисциплин к социальным проблемам, очевидно, должна сохраниться. Зафиксировать 
«социально-психологический угол зрения» на социальные проблемы представляется 
крайне важным для прогресса социальной психологии.
     Подобно тому как серьезный урон социальной психологии наносит ее 
«психологическая редукция», нельзя ожидать ничего перспективного и от 
«социологической редукции». Вульгарный социологизм — тоже существенная помеха 
на пути социально-психологического знания. Между тем такая подмена социальной 
психологии социологией может возникнуть, если призывы к более активному 
«вмешательству» в социальные проблемы общества не сопровождаются выяснением 
специфики социально-психологического знания по сравнению с социологическим при 
анализе этих проблем. Кроме того, нельзя не учитывать еще и такой факт, что 
отнюдь не всякая социологическая традиция обязательно может служить гарантией 
действительной «социальной ориентированности» социальной психологии, если иметь 
в виду под социальной ориентированностью обращение к реальным, притом 
фундаментальным, проблемам общества, умение выделить эти проблемы. Скажем, 
эмпирическая тенденция в социологии, сложившаяся в США в начале XX в., сама 
подвергается острой критике за отказ от изучения таких проблем. Любопытно, что 
в известной на Западе книге А. Гоулднера «Грядущий кризис в социологии», 
содержащей призывы, направленные на то, чтобы вывести социологию из кризиса, 
почти дословно повторяются критические замечания Московичи по поводу социальной 
психологии (включая в том числе и апелляцию к «студенческой революции» 1968 г. 
как к фактору, обнаружившему просчеты официальной социальной науки). 
Следовательно, и сама социологическая традиция может быть весьма уязвимой в 
вопросе о социальной ориентированности науки. Таким образом, бесспорным в 
рассуждениях Московичи остается, по-видимому, лишь провозглашение необходимости 
союза социальной психологии с социальной практикой, но не идея замены 
социальной психологии любой формой социологического знания.
     Несомненно, большим достижением Московичи является другое направление его 
позитивной программы, а именно разработка теории социальных представлений. Ее 
подробный анализ не входит в задачи настоящей работы, так как направление, 
заданное этой теорией, знаменует собой традицию всей французской 
психологической школы XX столетия и требует специального рассмотрения19. В