отрицает, что в исследованиях существовали и отклонения от этой парадигмы, они 
были незначительными. В последующие годы радикальной критике были подвергнуты 
оба аспекта старой парадигмы: характер гипотез, ориентированных исключительно 
на теории, и характер экспериментов, когда они превратились лишь в средство 
лабораторного манипулирования. Новая парадигма, которая складывается взамен 
старой, обладает теми же двумя компонентами, но содержание каждого из них 
изменяется. Ее творческий компонент связан с инымкачеством гипотез: родилось 
требование, чтобы гипотезы стали релевантными не столько теориям, сколько 
социальной практике, чтобы источником их формирования стали прежде всего 
социальные проблемы. Естественно, это вызывает необходимость изменений и внутри 
критического компонента науки: основным методом проверки такого рода гипотез 
должен быть уже не метод лабораторного эксперимента, но эксперимент в полевых 
условиях. Два направления этого поиска — поиск гипотез, релевантных не столько 
теориям, сколько реальным социальным проблемам, и поиск более заботливой 
концептуализации социально-психологического знания путем включения в него более 
сложных форм эксперимента — называются МакГвайром «инновациями», которые 
призваны значительно изменить облик социальной психологии.
     В сообществе социальных психологов произошел определенный раскол, 
поскольку одни с готовностью включились в создание новой парадигмы, так как это 
отвечало и их собственным скептическим оценкам существующего положения вещей, 
другие же предпочли сохранить старый стиль исследований. Наличие одновременно 
двух названных ориентации приводит к конфликтной ситуации в области программ 
университетских курсов, поскольку речь, по существу, идет о двух различных 
стилях мышления, между которыми окажутся, по мысли МакГвайра, студенты. Однако 
в целом все же можно, по-видимому, констатировать, что новая парадигма получила 
в конечном счете преобладающее развитие.
     Собственная же позиция автора этого анализа не означает принятия ни той, 
ни другой парадигмы. С его точки зрения, весь радикализм, на который претендует 
новая парадигма, есть радикализм мнимый, хотя она и вызвана к жизни не только 
внутренними причинами развития социальной психологии, но весьма радикальным 
социальным и политическим движением. МакГвайр связывает становление новой 
парадигмы с движением «новых левых», которое развернулось в США в 60-е годы, в 
частности с теми лозунгами этого движения, которые были направлены против 
«истэблишмента». Однако дальнейшая судьба новой парадигмы довольно показательна 
для многих традиций, складывающихся в области социальных наук на Западе: начав 
с выступлений против официальной идеологии и науки, новая парадигма социальной 
психологии превращается в конечном счете в атрибут своего рода «нового 
истэблишмента», т.е. в систему таких исследовательских принципов, которые вновь 
с успехом используются официальными учреждениями буржуазного общества. 
Поэтому-то «радикальность» парадигмы и оказывается весьма умеренной. Хотя 
МакГвайр в своем анализе и не касается причин такой минимизации радикализма 
новой парадигмы, все же сама констатация этого факта представляет большой 
интерес.
     Конкретно слабость новой парадигмы МакГвайр усматривает как в ее 
творческом, так и в ее критическом аспекте. Хотя гипотезы здесь и 
провозглашаются «социально релевантными», т.е. полученными на основании анализа 
реальных социальных проблем, они, тем не менее, в такой же степени, как и 
«теоретически релевантные» гипотезы, базируются на простых линейных моделях 
процессов, вследствие чего оказываются неадекватными истинной сложности 
когнитивных структур индивида или социальных систем [МакГвайр, 1984, с. 35]. 
Новая парадигма вновь оказывается «плохой» не потому, что «плохи» переменные, с 
которыми она имеет дело, а потому, что она вновь пасует перед сложностью, 
связанной «с организацией переменных в индивидуальных и социальных системах» 
[там же, с. 36].
     Уязвим и критический аспект новой парадигмы: эксперимент теперь, хоть и 
перенесен из лаборатории в поле, проводится и здесь по старым схемам, когда 
главная забота экспериментатора — максимально упростить условия, 
абстрагироваться от всех переменных, кроме тех, которые строго нужны «под 
гипотезу». Эксперименты и в этом случае остаются не средством проверки гипотез, 
а средством демонстрации их очевидной истинности: «Если эксперимент не 
подтвердил гипотезу, то исследователь не говорит, что плоха гипотеза, но, 
скорее, что что-то плохо было в эксперименте, и он корректирует и 
пересматривает его, подбирая более подходящих испытуемых, усиливая 
манипулирование независимой переменной, исключая вероятность внешних 
воздействий или организуя более подходящий контекст» [там же, с. 37]. Поэтому 
замена лабораторного эксперимента полевым приобрела характер тактической уловки,
 но не приблизила к тому, чтобы увидеть настоящие проблемы общества. Поэтому 
МакГвайр считает, что нужно построить еще одну, действительно новую парадигму, 
которая бы соответствовала всем новым требованиям, предъявленным к социальной 
психологии, и вообще знаменовала бы собой «новую социальную психологию».
Поскольку трудно в двух словах сформулировать эту новую радикальную парадигму, 
МакГвайр предлагает изложить ее в виде некоторых принципов и комментариев, 
которые сам он называет «коэнами». Вот их краткое содержание. Принцип первый: 
«Если гипотеза тривиальна, едва ли нужен гигантский методический арсенал, чтобы 
проверять ее». (Мораль: в учебных курсах следует уделять значительно большее 
внимание не тому, как гипотезы проверять, а тому, как их конструировать.) 
Принцип второй: «Надо научиться думать в терминах более сложных систем, ибо 
сложность когнитивных и социальных систем исключает эвристическую ценность 
простых линейных моделей». Принцип третий: «Наблюдай, но наблюдай людей, а не 
данные». Очень часто, желая противопоставить себя философу, социальный психолог