Важно не то, что эти теории исходят из соображений здравого смысла (может быть, 
в социальной психологии в определенных ее разделах это и неизбежно), а то, что 
«на выходе», т.е. в интерпретациях, сплошь и рядом получаются объяснения, мало 
отличающиеся от суждений здравого смысла. Психологический механизм 
возникновения несоответствия остается не объясненным в терминах психологической 
науки, наличие его лишь констатируется при апелляциях к жизненному опыту. 3. 
Почти все случаи построения моделей, к которым прибегают авторы теорий 
соответствия, оказываются сверхупрощениями. Практически во всех них когнитивная 
структура индивида представлена не более чем тремя элементами, и переход от 
этой упрощенной схемы к более сложной нигде не проработан. Можно, конечно, 
сказать, что эти теории и не брали на себя обязанность анализировать сложную 
ситуацию изменения когнитивной структуры человека в группе (в любой, а не 
только в диаде или триаде). Но коль скоро они коснулись проблем межличностных 
отношений, коммуникативных актов и прочих характеристик групповой активности, 
они «обрекли» себя на постановку и этих вопросов, между тем ничего не дав для 
прогресса такого рода анализа.
     Поэтому, хотя теории соответствия и дают определенную возможность для 
проведения исследований в области изменения аттитюдов, межличностной перцепции, 
аттракции и коммуникации в группах, они в лучшем случае ценны тем, что 
зафиксировали ряд любопытных феноменов и дали им «право на существование» 
внутри социальной психологии как науки. Решения этих проблем надо еще ожидать.
     Одну из причин такого относительного неуспеха теорий соответствия называет 
МакГвайр, сам проявляющий большой интерес к этим теориям. Он считает, что 
принятый на вооружение теоретиками соответствия принцип, признающий потребность 
в соответствии когнитивной структуры важнейшей потребностью человека, 
превратился на протяжении пятнадцати лет их существования в самоцель, в то 
время как должен был быть лишь средством для объяснения целого ряда сложных 
проблем мышления. Прогресс в совершенствовании лишь формальной стороны теории 
МакГвайр склонен считать ответственным за «игнорирование концептуальных 
структур и их функционирование» [McGuire, 1968,p. 141]. По его мнению, по мере 
развития теории соответствия вообще уходят в совсем другие области по сравнению 
с теми, которые были обозначены при их возникновении (а именно: соотношение 
рационального и нерационального в поведении человека, соотношение логичного и 
алогичного в его действиях): «Дело часто подменяется другими проблемами: 
образованием понятий, информационными процессами, воспроизведением когнитивных 
процессов на компьютерах и т.д.» [ibidem].
     Не менее острой является и критика теорий соответствия со стороны Д. Катца.
 Отмечая слабую связь теорий соответствия с проблемами мотивации, Катц делает и 
более общий упрек методологического плана. Он полагает, что теории когнитивного 
соответствия сузили фокус рассмотрения когнитивных проблем лишь до проблемы 
когнитивного конфликта, который при этом и сам оказался чрезвычайно обедненным: 
при характеристике конфликта лишь констатируется неконгруэнтность элементов и 
оставляется без анализа содержание этих элементов [Katz, 1968]. Такое сужение 
проблемы далее сознательно используется для разработки определенной стратегии 
исследования, а именно лабораторного, экспериментального исследования.
     Приверженность определенному методу исследования имеет некоторую 
внутреннюю связь с исходными теоретическими принципами когнитивизма. Тот факт, 
что объяснения мотивации, предлагаемые во всех теориях соответствия, остаются в 
пределах мотивации изменения когнитивных структур, т.е. адресованы 
преимущественно перестройке сознания, а не действительности, позволил 
сконцентрировать внимание на чисто психологическом механизме процесса, не 
соотнося его с проблемами реальной деятельности людей. Известным 
методологическим «оправданием» такого подхода и служит апелляция к 
лабораторному эксперименту: именно здесь можно достигнуть достаточно высокой 
точности в исследованиях такого механизма. Перспектива построить строгое 
лабораторное исследование способов перестройки когнитивных структур обладает, 
конечно, определенной заманчивостью, но вместе с тем оправдывает ряд изначально 
заданных ограничений, в том числе и прежде всего логическую неоднозначность 
основных понятий, типов связи между ними. По требованиям лабораторного 
эксперимента на определенном этапе исследования от этого можно абстрагироваться.
 Однако в дальнейшем абстрагирование такого рода исключает возможность 
экстраполяции полученных результатов на реальную жизнь. Исследования, таким 
образом, остаются достаточно «респектабельными», но и достаточно «стерильными».
     Другое соображение принципиального порядка касается собственно 
теоретического постулата, принимаемого когнитивистской ориентацией. Все теории 
соответствия исходят из идеи, что потребность в связанности, интегрированности 
когнитивных структур есть фундаментальная потребность человеческой психики. Но, 
как справедливо отмечают Б. В. Фирсов и Ю. А. Асеев, «желание организовать 
когнитивный мир индивидуума в единое целое не является и не может быть основным 
и единственным мотивом познавательной деятельности человека» [Фирсов, Асеев, 
1973, с. 38].
     При абсолютизации принципа гомеостазиса исключается принятие таких решений,
 которые связаны с поиском нового, выходящего за рамки привычных схем. «Наряду 
со стремлением к стабильности устойчивых систем, — пишут Б. М. Фирсов и Ю. А. 
Асеев, — мы с тем же, если не с большим, правом можем постулировать 
существование в человеке стремления к новому, 
«ориентировочно-исследовательский» рефлекс, заставляющий его обращать внимание 
и активно искать как раз те элементы ситуации, которые не укладываются в рамки 
его пройонцептов» [там же]. Все эти проблемы могут и не встать, если 
исследование замкнуто лабораторией, когда, по существу, элиминированы