можно с уверенностью сказать, что Р будет стремиться к возвращению его 
когнитивного поля в сбалансированное состояние, но нельзя сказать, будет ли это 
достигнуто изменением его отношения к объекту коммуникации или к коммуникатору. 
Вместе с тем, справедливо отмечают Б. М. Фирсов и Ю. А. Асеев, «с точки зрения 
результативности коммуникации оба этих исхода далеко не равноправны.
     Восстановление баланса в установочной системе реципиента Р путем изменения 
отношения к коммуникатору означало бы, что последний не добился своей цели. 
Противоположный же исход означал бы принятие реципиентом рекомендуемой точки 
зрения» [там же, с. 31]. Для практических же действий в организации пропаганды 
крайне важно именно конкретно прогнозировать направление изменений установок 
реципиента. Поэтому модель Ньюкома оказалась в целом малоэффективной при 
исследованиях в данной прикладной области.
     Но кроме таких чисто практических просчетов, которые допускает модель 
Ньюкома в прикладных исследованиях, есть и более серьезные уязвимые места 
теоретического порядка. Подобно тому как это имело место и при анализе модели 
Хайдера, вызывает неудовлетворенность отсутствие ясных определений исходных 
понятий: «симметрия ориентации», «частота коммуникаций»... (Что считать 
«достаточной» и что «недостаточной» частотой коммуникаций, предполагает ли 
«симметрия» равенство сходных ориентации или просто их одинаковую 
направленность? Если предполагается «равенство», как оно измеряется? и др.)
     Кроме того, и при использовании этой схемы остается открытым вопрос о 
связи тех изменений, которые происходят в когнитивной структуре, с мотивацией. 
В самом деле, схема не позволяет ответить даже на вопрос, рождается ли 
мотивация к изменению позиции лишь из желания достигнуть симметрии или из 
ожиданий удовлетворения последствиями уменьшившегося напряжения. И наконец, 
вновь схема предусматривает лишь взаимодействие в триаде, а переход от триады к 
группе остается неразработанным. Поэтому, так же как и схема Хайдера, схема 
Ньюкома не продуцирует большого количества исследований, хотя и остается 
известной вехой в развитии теоретических представлений, построенных на идее 
соответствия. В этом плане рассмотренным двум схемам четко противостоит теория, 
предложенная Л. Фестингером.
2.3. Теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера
2.3.1. Сущность диссонанса
     Теория когнитивного диссонанса, созданная в 1957 г., явилась для ее автора 
продолжением разработки идеи «социальногосравнения», которой Фестингер 
занимался значительно раньше. В этой области Фестингер выступает как ученик и 
последователь Левина. Исходным понятием для него является понятие потребности, 
причем анализируется особый вид потребностей, а именно «потребность в 
оценивании самого себя» («evaluative need»), т.е. стремление оценивать свои 
мнения и способности прежде всего (впоследствии последователь Фестингера Шехтер 
распространил принцип сравнения также и на оценку эмоций). Однако мнения, 
способности соотносятся с социальной реальностью, а она, в отличие от 
физической реальности, создана не эмпирическим наблюдением, но групповым 
консенсусом — согласием. Если в физическом мире кто-то считает, что поверхность 
хрупка, он может проверить свое мнение, взяв молот и стукнув по этой 
поверхности.
     Иное дело, по Фестингеру, социальная реальность: здесь многие мнения 
нельзя проверить эмпирическими наблюдениями, поэтому единственный способ 
проверки мнения — через социальное согласие, консенсус. Но консенсус может быть 
установлен только в том случае, если люди смогут сопоставлять свои мнения с 
мнениями других, т.е. сравнивать их. То же относится к способностям — они 
выявляются в сравнении со способностями других людей. Отсюда и рождается, или, 
точнее, этим и диктуется потребность каждого человека сравнивать себя с другими.

     Фестингер предположил, что тенденция сравнивать себя с другими уменьшается,
 если различие между моим мнением или способностью и мнением или способностью 
другого возрастает. Более того, сравнение устойчиво тоже в том случае, когда 
собственные мнения и способности сравниваются с близкими им мнениями и 
способностями. Личность вообще меньше стремится к тем ситуациям, где 
сталкивается с мнениями, далекими от ее собственных, и, напротив, ищет ситуации,
 где сталкивается с мнениями, близкими ей. Соответственно и сравнение 
осуществляется по преимуществу с людьми, чьи мнения и способности более сходны 
с собственными: человек, начинающий учиться игре в шахматы, скорее будет 
сравнивать себя с другими новичками, а не с признанными мастерами. Попутно 
Фестингер замечает, что минимальное несходство мнений ведет к конформизму — 
личность легко меняет незначительно отличающееся от других мнение, чтобы совсем 
приблизить свое мнение к мнению группы.
     Легко видеть, что теория социального сравнения базировалась на знании о 
себе и знании о другом. В этом смысле она носила интерперсональный характер и 
могла претендовать на статус социально-психологической теории.
     Однако она породила весьма ограниченное количество исследований, отчасти 
вследствие того, что полученные в исследованиях результаты очень легко 
допускали интерпретацию в других терминах и значение теории представлялось 
минимизированным. Другой причиной явилось то, что сам Фестингер довольно быстро 
перешел от нее к построению новой теории — когнитивного диссонанса. В этой 
теории исходной вновь признается «потребность в знании», однако теперь это 
«знание о себе», а именно потребность знать связанно, последовательно, 
непротиворечиво. Вместо интерперсональной теории социального сравнения строится 
интраперсональная теория, которая в строгом смысле слова не является 
социально-психологической, но, скорее, претендует на статус общепсихологической