когда установление соответствия не только в когнитивных структурах, но и в 
межличностных отношениях субъективно переживается как психологический комфорт.
     Для этих же теорий соответствия большое значение имела идея господства 
«хороших фигур», простых, симметричных, уравновешенных и замкнутых, для которых 
действует закон прегнантности. Факторы, организующие восприятие и выступающие в 
качестве перечня того, что должно подлежать группировке в воспринимаемом 
объекте, перечисленные Вертгеймером, почти полностью потом воспроизводятся Ф. 
Хайдером, когда в его концепции рассматриваются принципы группировки людей, 
воспринимаемых в системе межличностных отношений. Хотя термин «прегнантность» 
здесь и не употребляется, однако принцип использован при раскрытии понятия 
«баланс».
     В весьма своеобразном виде когнитивисты принимают и идею ассимиляции и 
контраста, используя ее при исследованиях специфики восприятия человека 
человеком, когда речь идет о различных этнических группах (человек 
воспринимается или путем ассимилирования его с группой, или, напротив, по 
контрасту с ней).
     Таким образом, весь традиционный набор идей гештальтпсихологии широко 
представлен в работах социальных психологов когнитивистской ориентации. В них 
довольно часты прямые ссылки на классические произведения гештальтистов, в 
частности на книгу Кёлера «Гештальтпсихология»; многие из авторов, работающих в 
рамках этой ориентации, открыто называют себя учениками школы 
гештальтпсихологии.
     Не нужно, конечно, упрощать характер этих отношений. Во-первых, сама 
специфика социально-психологической проблематики требует, естественно, 
модификации многих принципов, выдвинутых при исследовании проблем общей 
психологии. Во-вторых, когнитивистские теории в социальной психологии отстоят и 
в исторической перспективе от классической гештальтпсихологии на довольно 
длительное расстояние, и критика, сопутствующая всей истории этого течения, не 
может остаться неучтенной, в частности в свете данных, полученных в результате 
последних исследований. Наконец, ситуация сближения различных теоретических 
подходов в современной социальной психологии на Западе приводит к тому, что в 
гештальтистскую традицию сплошь и рядом включаются элементы иных подходов и 
возникает совершенно новый «сплав» идей.
     Наиболее существенным, на наш взгляд, является поэтому не воспроизведение 
содержания какой-либо конкретной идеи, а сохранение общей «тональности» 
гельштальтпсихологии, присутствующей в работах когнитивистов. Кроме того, 
нельзя недооценить и такую методологическую близость между гештальтпсихологией 
и современными когнитивными теориями, как призыв опереться на непосредственный 
жизненный опыт. Рассмотрение этого непосредственного жизненного опыта как 
первого шага в создании научной психологии, законность его изучения для 
построения вполне «респектабельной» науки, допустимость (в противовес 
бихевиоризму) соединения хорошей практики эксперимента с данными «наивного», 
непосредственного опыта — эта программа, в общих чертах сформулированная в 
гештальтпсихологии, стала своеобразным исходным принципом когнитивизма.
     Другим теоретическим источником когнитивистской ориентации явилась теория 
поля К. Левина. Несмотря на близость Левина к гештальтпсихологии, ему присущи 
такие новые акценты, разработанные в теории поля, которые становятся особенно 
значимыми для социальной психологии. Поэтому довольно часто исследователи 
вообще считают необходимым обозначить теорию поля не только как один из 
источников когнитивизма, но и рассмотреть ориентацию на нее как самостоятельный 
теоретический подход в социальной психологии. Нам представляется, однако, более 
убедительной та точка зрения, которая рассматривает когнитивизм как известный 
синтез идей ортодоксальной гештальтпсихологии и теории поля Левина [Левин, 
2000].
     Наиболее важное значение для социальной психологии имеет тот факт, что в 
отличие от гештальтпсихологии, имевшей дело преимущественно с перцептивными 
процессами, теория поля предлагала принципы исследования проблемы личности и, 
следовательно, наряду с разработкой понятия «образ» выдвигала разработку 
понятия «мотив». Тот факт, что Левин делает упор не на гносеологический, а на 
мотивационный аспект субъектно-объектных отношений, таил в себе особую 
привлекательность для социальной психологии, поскольку, несмотря на 
приверженность когнитивистов к значению фактора информации для социального 
поведения, одного этого фактора оказывалось явно недостаточно. При обращении к 
социальному поведению проблема мотивации никак не могла быть обойденной. И хотя 
до сих пор проблема связи когнитивных и мотивационных процессов не решена в 
социально-психологических исследованиях этой ориентации, сама постановка ее 
возможна, в том числе и на основе синтеза классической гештальттеории и теории 
поля.
     Для социальных психологов особенно значимыми оказались следующие положения 
теории поля.
     Идея взаимодействия индивида и окружения (среды), где в отличие от 
гештальттеории значение приобретает не только перцептивная структура, но и 
структура, в которой совершается поведение. Это дает возможность выхода из 
чисто когнитивных образований в область реального поведения. Конечно, в 
концепции Левина существуют очевидные противоречия, которые, в частности, стоят 
на пути и названной продуктивной идеи: препятствием исследованию подлинно 
реального поведения является тот факт, что сами реальные взаимодействия 
личности с миром заменены отношениями личности с «психологическим окружением», 
или, точнее, отношениями между системами напряжений личности и этим 
психологическим окружением. Но это уже другой вопрос: как выступает для Левина