конфликтующих, а не взаимно дополняющих друг друга норм справедливого обмена, 
выдвинутое Хомансом правило не в состоянии определять ход взаимодействия. В 
этой ситуации наиболее вероятно прекращение взаимодействия.
     Таково вкратце существо теории социального обмена Хоманса. Как справедливо 
отмечают Шоу и Костанцо, этот социально-психологический подход, как, впрочем, и 
подход Тибо и Келли, основывается на модифицированном законе эффекта Торндайка. 
Взаимодействие продолжается только в случае удовлетворяющих стороны исходов, в 
противном случае оно прерывается. Различие между удовлетворяющими и 
неудовлетворяющими ситуациями проводится в чисто экономическом смысле: первые 
обеспечивают участнику выгоду, вторые приводят к потерям.
     Можно выделить два подхода к оценке изложенной теоретической концепции. В 
комментариях американских авторов обычно отмечается ее логическая стройность, 
интересная попытка реинтерпретировать на ее основе существующие исследования по 
конформности, власти, социальному влиянию и т.д. В то же время подчеркивается 
ряд внутренних трудностей этой теории, обусловивших, в частности, достаточно 
скромную практику эмпирических исследований в ее русле. В первую очередь это 
относится к неудовлетворительному концептуальному и операциональному 
определению некоторых базовых понятий. В отсутствие строгих определений многие 
из используемых Хомансом понятий оказываются, скорее, метафорами, а не научными 
терминами. Отмечается также известная непоследовательность теории в реализации 
принципов скиннеровской психологии. Хоманс заимствует эти принципы выборочно, 
игнорируя, например, такой важнейший момент скиннеровского подхода, как влияния 
различных схем подкрепления. Указанные нестрогость и неполнота теории Хоманса, 
по мнению Дойча и Краусса, характерны ей не в большей мере, чем другим теориям 
американской социальной психологии, ни одна из которых не является теорией «в 
смысле теорий в физических науках». Легко заметить, что приведенные оценки 
подхода Хоманса следуют как бы изнутри данного подхода, не подвергая сомнению 
сам принцип интерпретации социального взаимодействия.
     Другое направление критики пытается оценить сам этот подход. Во-первых, он 
рассматривается как современный образец психологического редукционизма в 
социальной психологии и социологии [Tajfel, Israel, 1972]. Хоманс считает 
необходимым в объяснении феноменов социального взаимодействия апеллировать к 
постулатам психологии, игнорируя социальные предпосылки.
     Принципы, объясняющие «элементарное социальное поведение», Хоманс 
дедуцирует из скиннеровской психологии. В результате «социальное» поведение 
строится в соответствии с той же матрицей выигрышей и потерь, как и 
«несоциальное» поведение; в этой матрице другие люди служат в качестве средства,
 с помощью которого получаются эти выигрыши или предотвращаются потери. Именно 
в этом смысле они являются «стимулами», которые оказываются «социальными».
     Попытки Хоманса дать интерпретацию социальных феноменов с позиций 
«поведенческих предпосылок» прямо приводят к искажению этих феноменов. Так 
случилось, например, с положением о «распределенной справедливости», которое он 
рассматривает как психологический закон. Формулирует его Хоманс на основе 
аналогии, по существу приравнивая гнев человека к реакции голубя на ситуацию, 
когда психолог, регулярно подкреплявший его при определенных условиях, внезапно 
прекращает подачу пищевого подкрепления в этих же условиях.
     Исходя из подобной редукционистской модели, невозможно решить задачи 
объяснения и предсказания, которые ставит перед собой всякая теория, — в этом 
суть второго возражения против исходного принципа Хоманса. Объяснения 
оказываются тавтологичными или ложными. «Отправляясь от них, мы не можем ни 
понять, ни предсказать поведение кого-либо, кто не исполняет наши ожидания или 
не разделяет наши оценки, основанные на нашем общем опыте универсальной матрицы 
вознаграждений — наказаний; более того, маловероятно, что мы сможем понять или 
предсказать те аспекты собственного поведения, которые внезапно, по причинам, 
недоступным прямо нашему опыту, принимают новый поворот, ведущий к неожиданным 
«вознаграждениям» или «наказаниям» [Craig, Clarizio, 1975, p. 113].
     Наконец, третье возражение можно адресовать тенденции Хоманса 
рассматривать свою теорию как некую абстрактную, универсальную модель 
социального взаимодействия. Он убежден, что ориентация на поиск выгоды является 
атрибутом индивида, «который обнаруживается во всех обстоятельствах, т.е. 
независимо от общества» [Tajfel, Israel, 1972, p. 268]. В действительности, 
однако, претензию на построение абстрактной модели отношений обмена следует 
признать несостоявшейся. Обмен кажется свободным, «лишь поскольку он 
абстрагируется от существующих социальных условий и отношений, которые в 
реальности детерминируют принимаемую обменом форму» [Lindzey, Aronson, 1968, p. 
288]. Теория Хоманса имеет своим источником вполне определенный социальный 
контекст — условия капиталистического общества. Существо теории во многом 
обусловлено тем обстоятельством, что она основана на аналогии. Как отмечают 
Дойч и Краусс, в качестве аналога диадического взаимодействия берется рыночная 
торговая сделка [Deutsch, Krauss, 1965, p. 116]. Образ рынка достаточно 
адекватно передает характер отношений в современном обществе. В этом смысле 
теория Хоманса схватывает отдельные аспекты диадического взаимодействия по типу 
рыночного обмена. «Обмениваемая деятельность рассматривается главным образом с 
точки зрения ее полезности другим, — пишет Я. Яноушек, — тогда как ход этой 
деятельности и ее структура считаются менее важными» [Tajfel, Israel, 1972, p. 
288]. Далее Яноушек отмечает характерное для данного подхода малое внимание 
процессам принятия аттитюдов и ролей партнера, а также процессу самовыражения.
     Эти аргументы весьма напоминают критические замечания, высказываемые в 
адрес рассмотренной выше теории Тибо и Келли, что лишний раз свидетельствует о 
родственности теорий. К ним обеим в равной мере можно отнести и положения из