той, и в другой «родительской» дисциплине вполне достаточно своих собственных 
проблем, и социальной психологии приходится наследовать эти двойные трудности. 
Конечно, в общей форме она подчиняется тем элементарным требованиям, которые 
предъявляются ко всякой науке, в том смысле, что теория и эмпирический материал 
должны здесь тесно взаимодействовать. Но коль скоро теория зачастую 
отождествляется со «спекуляцией», а практика эксперимента осмысливается через 
призму неопозитивистских канонов научного знания, элементарное требование 
перерастает в подлинную проблему.
     Отвлекаясь от вопроса о том, какая теория направляет исследование или 
должна направлять его, многие американские авторы вынуждены поднимать вопрос о 
том, должна ли вообще теория присутствовать в «теле» строго экспериментальной 
социальной психологии, должны ли вообще элементы теоретического знания (а могут 
ли они) быть включенными в ткань экспериментального исследования. Интересно, 
что в серьезных руководствах этот вопрос обсуждается на таком элементарном 
уровне, что исследователю в области логики и методологии науки это вообще может 
показаться трюизмом. В учебных пособиях иногда прилежно переписываются истины, 
что «эмпирические данные являются существенными для понимания социального 
поведения, но один эмпиризм не ведет к большому успеху ни в одной науке. 
Эмпирические данные должны быть организованы и соотнесены так, чтобы они могли 
быть интерпретированы и объединены. Это функция теории» [Shaw, Costanzo, 1970, 
p. 7]. Бесспорное само по себе, это утверждение представляется настолько 
тривиальным, что, казалось бы, могло быть опущено, принято как данное, но его 
приходится повторять и приводить, ибо на общем атеоретическом фоне состояния 
социальной психологии и оно требует если не защиты, то по крайней мере 
пропаганды. Очевидно, этим следует объяснить тот относительно низкий уровень 
обсуждения этой проблемы, который можно констатировать в литературе.Что 
касается понимания природы теорий, то и здесь большинство высказываемых идей не 
являются слишком оригинальными и даже вполне корректными с точки зрения 
современной логики науки. Они демонстрируют собой, скорее, первые шаги в 
попытках приобщиться к сложным формам методологической рефлексии. Отказавшись 
от идеи «большой» теории в социальной психологии, исследователи анализируют 
природу теории на примерах «теорий среднего ранга». Обычно прежде всего 
задаются некоторые общие требования теоретическому знанию, почерпнутые из 
получивших широкое распространение принципов логики и методологии науки.
     Так, Дойч и Краусс напоминают такие критерии научной теории: 1) наличие 
абстрактного логического скелета теоретической системы, определяющего ее 
основные понятия; 2) наличие теоретических конструктов, которые снабжают этот 
скелет более или менее наблюдаемым материалом; 3) наличие правил, соединяющих 
эти конструкты с данными [Deutsch, Krauss, 1965, p. 6]. В общем, и здесь 
сформулированы достаточно бесспорные и известные принципы, которые пригодны как 
первые шаги в азбуке методологических проблем науки, но которые очень мало дают 
в плане рекомендаций для конструирования теорий в социальной психологии.
     Иногда, правда, делаются попытки вынести проблему на более конкретный 
уровень — адаптировать ее. к нуждам социально-психологического знания. Примером 
может служить изложение этого вопроса Р.Сиерсом: «Под теорией я понимаю сеть 
переменных и предложений, связывающих их между собой как антецеденты и 
консеквенты (определения, постулаты, теоремы). При этом критериями «хорошей» 
теории являются два следующих признака:
     а) экономичность теории, т.е. ее способность подчинить многие наблюдаемые 
отношения единому систематическому принципу;
     б) возможность теории использовать многочисленные переменные и принципы в 
различных комбинациях для предсказания явлений» [см.: Hollander, Hunt, 1972, p. 
46].
     При современной тенденции к построению различного рода метатеорий такое 
рассуждение также закономерно — здесь предпринята попытка «отнестись» к 
качеству теорий, взятых на вооружение социальной психологией. Но все дело в том,
 что подобная трактовка метатеоретического анализа, распространенная, кстати, 
не только в социальной психологии, крайне узко понимает содержание метатеории. 
При таком подходе осуществляется лишь логическая оценка теории, когда анализу 
подвергается только ее логическая структура, логические основания связи ее 
положений, т.е. при изложении проблемы присутствует значительный философский 
инфантилизм. Он проявляется в отсутствии каких-либо попыток представить 
проблему в русле ее гносеологического, эпистемологического понимания.
     В лучшем случае обсуждаются чисто логические проблемы построения теорий, 
критерии «хорошей» теории, соотношения понятий и гипотез внутри нее и т.д. 
Правда, вопрос о «хорошей» теории решается с учетом некоторой специфики 
социально-психологического знания. Так, в руководстве Шоу и Костанцо 
сформулировано пять критериев «хорошей» теории: 1) она должна быть настолько 
простой, насколько это возможно, ее положения и гипотезы должны быть 
сформулированы в принятых терминах, чтобы легко осуществлялась коммуникация с 
другими исследователями в этой области; 2) «хорошая» теория должна быть 
экономной в своих объяснениях феноменов. Хотя бритва Оккама и канон Моргана — 
пройденный этап в развитии науки, но и сегодня остается верным, что теория, 
обходящаяся меньшим количеством объяснений, предпочтительнее, чем та, которая 
употребляет их в большем количестве; 3) «хорошая» теория не должна 
противоречить другим соотносящимся с ней теориям, которые имеют большую 
вероятность истинности. Если теория противоречит им, это еще не доказательство 
ее негодности, но вероятность ее истинности снижается; 4) «хорошая» теория 
должна давать такие интерпретации, чтобы было возможно установить «мост» между 
ними и реальной жизнью. Теория, которая с трудом соотносится с наблюдаемыми