данные, полученные учеными впоследствии, в целом подтверждают, что талант 
бывает наследственным. К серьезным недостаткам этой работы исследователи, 
однако, относят, во-первых, выбор для оценки талантливости таких социальных 
групп, как судьи и духовенство (репутация или карьера которых зависят скорее от 
социальных факторов), во-вторых, субъективный характер выбора некоторых 
объектов изучения. “Репутация” вообще не может служить единственным критерием 
одаренности, как считал Гальтон: нередко, наоборот, она является следствием 
известной интеллектуальной и прочей ограниченности.
     Из двух факторов индивидуальных различий: среды и наследственности – 
решающую роль Гальтон отводил последней. “Я вполне признаю важное значение 
воспитания и различных общественных влияний на развитие деятельных сил ума, так 
же как я признаю действие упражнения на развитие мышц руки кузнеца, – но никак 
не более”, – писал он [там же, 15]. Решительно отрицая природное равенство 
между людьми, он вместе с тем отвергал положительное влияние на способности 
аристократического происхождения.
     Исходя из наследственного характера талантливости, Гальтон отстаивал 
необходимость поднимать ее общий уровень и обеспечивать хорошую 
наследственность для будущих поколений. “Я заключаю, что каждое поколение имеет 
громадное влияние на природные дарования последующих поколений, и утверждаю, 
что мы обязаны перед человечеством исследовать пределы этого влияния и 
пользоваться им так, чтобы, соблюдая благоразумие в отношении к самим себе, 
направлять его к большей пользе будущих обитателей земли”, – писал он [там же, 
3]. Именно этими мотивами руководствовался Гальтон, создавая евгенику, 
призванную на основе научных исследований изыскивать и пропагандировать пути 
улучшения человеческого потомства.
     По инициативе и материальной поддержке Гальтона в 1904 г. при Лондонском 
университете была создана Национальная евгеническая лаборатория, а в 1907 г. в 
Лондоне возникло “Общество евгенического воспитания”, членами которого были, в 
частности, Б. Шоу и Г. Уэллс. В дальнейшем в различных странах, в том числе и в 
СССР, возникли евгенические общества. Однако евгеническое движение было вскоре 
дискредитировано проникновением в него расистов и попытками использовать 
евгенику для антигуманных целей. В СССР евгеника была запрещена в связи с 
развернувшимся в стране преследованием генетики как несовместимой с “подлинно 
научным” мировоззрением.
     Нельзя, однако, думать, что взгляды самого Гальтона не оказали 
определенного влияния на дальнейшую печальную судьбу евгеники. Принимая 
европейскую модель талантливости и гениальности за единственную и универсальную,
 он считал различные расы неравноценными в отношении одаренности, что было 
проявлением европоцентризма и культурной ограниченности его мировоззрения. 
Многие социальные или комплексные биосоцио-психологические проблемы Гальтон 
трактовал как чисто биологические.
     Подчеркивая роль биологической наследственности, он фактически игнорировал 
роль “социальной наследственности”, традиций, социальных институтов и отношений.
 В частности, Гальтон игнорировал тот факт, что социальная иерархия далеко не 
всегда выражает естественную иерархию способностей; напротив, она нередко 
препятствует этому выражению.
     Последователем Гальтона был английский философ-позитивист, биолог К. 
Пирсон (1857–1936), который в 1906 г. возглавил основанную Гальтоном 
евгеническую лабораторию в Лондоне. Пирсон и его ученики развивали 
биометрические методы исследования Гальтона и соединяли его концепции с 
антропологическими концепциями Ляпужа и Аммона.
     Концепции расово-антропологической школы нашли отражение в трудах 
итальянской криминологической школы, особенно в исследованиях известного 
криминолога и психиатра Чезаре Ломброзо (1836–1909), обосновывавшего 
биологически-наследственную обусловленность преступности и взгляд на 
преступника как на психически ненормального человека. Политические революции он 
истолковывал как психоантропологическое явление, рассматривая их как выражение 
устремлений гениальных и психически ненормальных людей [13].
     4. Заключение
     Расово-антропологическая школа в социальной науке складывалась с середины 
XIX в. Среди ее представителей были философы, историки, биологи, антропологи. С 
различными вариациями эта школа подчеркивала неравноценность человеческих рас и 
антропологических типов, выражающуюся в неравноценности соответствующих 
психических, социальных и культурных черт. Представители этой школы 
обосновывали пагубность смешений рас и антропологических групп. Вместе с тем в 
концепциях Гобино тезис о неравноценности различных рас сочетался с 
утверждением о равноценности различных цивилизаций и культурным релятивизмом. 
Это было новым явлением в социальной мысли того времени, в которой 
господствовали идея прогресса и представление о превосходстве европейской 
культуры.
     Исследования антропологов – представителей школы – были чрезвычайно 
примитивными с точки зрения современных антропологических методик. При этом они 
вдохновлялись бурно расцветавшими в то время мифами об “арийцах”, “тевтонцах”, 
“германцах” и т. п. Антропометрические признаки, которым они придавали такое 
важное значение, в частности головной указатель, в действительности не 
находятся в тесной связи с социальным статусом и распределены среди самых 
разных социальных групп. Хотя расовые и антропологические различия существуют 
реально, специфические особенности различных обществ и культур зависят прежде 
всего не от них, а от сочетания разнообразных и изменчивых факторов: природных, 
исторических, социальных и культурных. Данные различных социальных наук