|
206–211]. Чем ниже головной указатель, тем выше социальный статус человека, и
наоборот. Головной указатель в среднем ниже у горожан, чем у крестьян; у
жителей равнин – чем у жителей горных местностей; у богатых – чем у бедных. Эти
выводы Ляпуж стремился обосновать путем статистико-антропометрических
обследований 20 тысяч французов.
Люди с низким головным указателем (“долихокефалы”), по Ляпужу, принадлежат
к “европейской”, или “арийской”, расе; люди с высоким головным указателем
(“брахикефалы”) – к “альпийской” расе. Первая изначально превосходит вторую, и
это выражается в различном социальном положении людей.
Аналогичные тезисы встречаются у другого представителя
антропо-социологической школы О. Аммона (1842–1916). Аммон провел ряд
антропометрических обследований среди рекрутов и студентов. В своей книге
“Общественный порядок и его естественные основания” (1895) он также стремился
соединить принципы социального дарвинизма и расизма в анализе социальных
институтов [9].
Аммон доказывает, что брахикефалы, обладающие в среднем более низким
социальным статусом и живущие в деревне, – это потомки коренного населения
древней Европы. Долихокефалы же – люди с более высоким статусом и живущие в
городах – формировались из потомков германских завоевателей, селившихся в
городах, и из наиболее активных (“долихокефальных”, “длинноголовых”) жителей
деревень. Высшие слои сформировали замкнутое сословие и не допускали снижения
социального статуса своих потомков; горожане не мигрировали в деревню; поэтому
социальная дифференциация выражает изначальную антропологическую дифференциацию.
Тем не менее, число брахикефалов возрастало вследствие феодальных войн и
низкой рождаемости в высших слоях.
Искусственность построений антропосоциологов выступает с особенной
очевидностью тогда, когда выдающихся людей брахикефалов, своим существованием
опровергающих “законы” антропосоциологии, они вынуждены зачислять в так
называемые “ложные” брахикефалы [7, 212].
Миф о высоком белокуром долихокефале как высшем расово-антропологическом
типе был впоследствии взят на вооружение идеологами немецкого
национал-социализма. Однако по иронии судьбы значительная часть политической
элиты в фашистской Германии состояла как раз из чернявых низкорослых
брахикефалов.
Попытка синтеза расизма и социального дарвинизма содержится и в работах
Людвига Вольтмана (1871–1907). Литературная плодовитость сочеталась у Вольтмана
с грубым примитивизмом и откровенным пародированием науки для обоснования мифа
о превосходстве “германской” расы. Его концепции интересны как объект
исследования и поучительны как пример рационализации изначального этнического и
расового предрассудка.
Подобно антропосоциологам, Вольтман видел задачу социологии в том, чтобы
“представить себе расу и общество в их закономерной связи и изучить расовый
процесс как естественное основание “социального процесса” [10, 136]. Но в
отличие от Ляпужа и Аммона, расизм которых был направлен на обоснование
социально-классового неравенства, Вольтман отрицал расовые основы социальной
иерархии и считал себя сторонником социализма [11]. Его расизм был
преимущественно националистическим и представлял собой наиболее развернутое
раннее обоснование идеологии германского национал-социализма.
Отвергая прямолинейный характер социальной эволюции, Вольтман сравнивал ее
с “многоветвистым деревом, на верхушке которого находятся даровитейшие расы с
их самыми высокими культурами” [10, 165].
У Вольтмана можно найти набор типичных тезисов расово-антропологической
школы: 1) о превосходстве европеоидной (“кавказской”) расы, а внутри нее –
северно-европейской (“германской”); 2) о неспособности “низших” рас к усвоению
“настоящей” цивилизации (по Вольтману, более светлая кожа – вообще признак
интеллектуального превосходства); 3) о пагубности расовых смешений [там же,
116–117, 205, 259]. Лозунг “Германия превыше всего” нашел у него замечательные
“научные” доказательства. Главный вывод его “политической антропологии”
заключается в том, что “германская раса призвана охватить земной шар своим
господством, использовать сокровища природы и рабочей силы и включить пассивные
расы как служебный член своего культурного развития” [там же, 307].
Вдохновляемый патриотическими чувствами, Вольтман даже старался доказать, будто
все выдающиеся творения итальянской и французской культуры созданы “германской”
расой, и на основе “генеалогических” изысканий утверждал “германское”
происхождение таких людей, как Данте, Леонардо да Винчи, Тициан, Тассо, Монтень,
Дидро, Руссо и др.
Известное влияние на концепции расово-антропологической школы оказал
видный английский ученый Фрэнсис Гальтон (1822–1911), двоюродный брат Ч.
Дарвина. Но самого Гальтона вряд ли можно отнести к этой школе, так как он,
строго говоря, не был социальным ученым или социальным философом. Гальтон внес
значительный вклад в самые различные области научного знания: географию, физику,
метеорологию, статистику, психологию, биометрику (т. е. применение
математических методов в биологических исследованиях) и т. д. Важное место в
его творчестве заняло изучение проблем индивидуальных различий между людьми и
наследственной обусловленности таланта. Именно этим проблемам, остающимся
актуальными и для современной науки, посвящена его известная книга
“Наследственный гений” (1869) [12], получившая высокую оценку Ч. Дарвина.
В этой книге на основе статистического анализа родословных наиболее
значительных представителей английских судебных органов и духовенства Гальтон
пришел к выводу о наследственной обусловленности одаренности. Его данные, как и
|
|