Учение о диалектике, разработанное в немецкой классической философии 
Кантом, Фихте, Шеллингом и особенно Гегелем, обосновывало роль противоречий в 
качестве источника развития. Согласно Гегелю, противоречие представляет собой 
“корень всякого движения и жизненности” [4,520]. П. Прудон, отчасти опираясь на 
гегелевскую диалектику, рассматривал социальное развитие как борьбу идей и 
систему противоречий, не разрешающихся диалектическим синтезом и всегда 
заключающих в себе “положительные” и “отрицательные” стороны. Французские 
историки-романтики Ф. Гизо, Ф. Минье, О. Тьерри, А. Тьер подчеркивали ведущую 
роль классовой борьбы в историческом развитии, уходящей своими корнями в борьбу 
“рас” победителей и побежденных.
     Под влиянием этих историков, а также гегелевской и прудоновской диалектики 
К. Маркс и Ф. Энгельс в “Коммунистическом манифесте” провозгласили знаменитый 
тезис о том, что “история всех до сих пор существовавших обществ была историей 
борьбы классов”, тезис, который впоследствии Энгельс несколько смягчил, уточняя 
в позднейших изданиях “Манифеста”, что речь идет лишь об истории, дошедшей до 
нас в письменных источниках, и оговариваясь, что речь идет о всей прежней 
истории, “за исключением первобытного состояния” [5, 424, прим. 2; 6, 208]. 
Маркс и Энгельс, доказывая антагонистический, ожесточенный и бескомпромиссный 
характер классовых конфликтов, нередко характеризовали их как своего рода 
военное противоборство и использовали при этом соответствующую терминологию: “..
.Буржуазия не только выковала оружие, несущее ей смерть; она породила и людей, 
которые направят против нее это оружие, – современных рабочих, пролетариев” [5, 
430].
     Биологический редукционизм в социальной мысли, опиравшийся на теорию 
эволюции и получивший во второй половине XIX в. название “социальный дарвинизм”,
 продолжил и усилил тенденцию, присутствующую в теориях вышеназванных 
мыслителей. Наиболее общий признак социального дарвинизма – рассмотрение 
социальной жизни как арены непрерывной и повсеместной борьбы, конфликтов, 
столкновений между индивидами, группами, обществами, а также между социальными 
движениями, институтами, обычаями, нравами, социальными и культурными типами и 
т. п.
     У некоторых социальных ученых, оставивших след в истории социологии, этот 
признак проявился более ярко и отчетливо, чем у других. Их можно рассматривать 
как главных представителей социал-дарвинистской школы.
     2. Главные представители
     Непосредственным предтечей социального дарвинизма был уже упоминавшийся Т. 
Мальтус, который в своем “Опыте о законе народонаселения” (1798) обосновывал 
тезис о “борьбе за существование” и “выживании сильнейшего” в качестве 
важнейших факторов социальной жизни.
     Общепризнанным инициатором и вдохновителем социального дарвинизма явился 
английский философ и социолог Герберт Спенсер (1820 – 1903), рассматривавший 
борьбу за существование, естественный отбор и выживание наиболее 
приспособленных в качестве не только биологических, но и социальных факторов. 
Спенсер был выдающимся ученым, и его творчество никоим образом не 
ограничивается рамками того, что принято обозначать ярлыком “социальный 
дарвинизм”. Этот ярлык неприменим к нему хотя бы потому, что некоторые его идеи 
относительно эволюции человеческого общества Дарвин впоследствии распространил 
на мир растений и животных, так что, как справедливо было замечено, скорее не 
Спенсера, согласно укоренившемуся стереотипу, следует считать социальным 
дарвинистом, а, наоборот, Дарвина – биологическим спенсерианцем [7, 11].
     Спенсер первым в развернутой форме стал разрабатывать подход, получивший 
впоследствии название общей теории систем, и применять его к человеческому 
обществу. В своих исследованиях он сочетал структурно-функциональный и 
эволюционный анализ общества. Не будучи социальным реалистом на манер Конта, он 
вместе с тем считал общество особой реальностью, возникшей в результате 
взаимодействия индивидов и зависящей от них [8, 277–278].
     Спенсеровское представление об обществе как организме позволило осмыслить 
и понять ряд важных особенностей структуры и функционирования социальных систем.
 Он не отождествлял общество с индивидуальным биологическим организмом, как 
зачастую утверждали и его противники, и его сторонники. Он лишь сравнивал эти 
две сущности, прослеживая как сходства, так и различия между ними и 
рассматривая общество как “сверхорганический” организм, т. е. как специфическую 
организацию.
     Подобный подход позволил Спенсеру сделать ряд ценных выводов общего и 
частного порядка. Это относится, например, к различению трех систем органов 
(институтов) в социальной системе: поддерживающей (производство), 
распределительной (пути сообщения, транспорт, торговля и т. п.) и регулятивной 
(управленческой) [там же, главы VI–IX]. Спенсеровская трактовка таких категорий,
 как “воинственный” и “индустриальный” типы обществ, “социальная структура”, 
“социальная функция”, “социальные институты”, “социальная дифференциация и 
интеграция”, внедренных им в социологию, до сих пор сохраняет свое значение.
     Будучи противником теории свободы воли, отрицавшей возможность 
существования социологии как науки, Спенсер вместе с тем был непоколебимым 
сторонником идеи свободы индивида как ценности. С его точки зрения общество 
существует для блага своих членов, а не наоборот. Условием успешного 
социального развития он считал принципы “равной свободы” индивидов, 
ограниченной лишь свободой других индивидов; равного влияния всех индивидов и 
социальных слоев на принятие политических решений; свободной конкуренции.
     Социальную эволюцию Спенсер понимал как многолинейный процесс. Его вера в 
социальный прогресс была гораздо более осторожной, чем у Конта и Маркса; свой