Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Социология и Социальная работа :: Лекции по Истории Социологической мысли.
<<-[Весь Текст]
Страница: из 88
 <<-
 
было весьма распространено в античности. Древнегреческий поэт Гесиод (VIII–VII 
вв. до н. э.) представил идею регресса в виде последовательной смены пяти 
веков: золотого, серебряного, медного, героического и железного. Поэтому он 
воспевает “светлое прошлое”:
     В прежнее время людей племена на земле обитали, 
Горестей тяжких не зная, не зная ни трудной работы, 
     Ни вредоносных болезней, погибель несущих для смертных.
         (Труды и дни, 90–92, Пер. В. В. Вересаева)
     Из теории регресса, в частности, вытекала исключительно важная роль канона 
в искусстве и ремесле древних греков. Представление о регрессе, особенно 
моральном, было распространено и в Древнем Риме. У Горация читаем:
     Чего не портит пагубный бег времен? 
     Ведь хуже дедов наши родители, 
     Мы хуже их, а наши будут 
Дети и внуки еще порочней.
                          (Оды, III, 6, 46 – 49. Пер. H. Шатерникова)
     Идею общественного регресса в античности обосновывал также Луций Анней 
Сенека.
     Весьма популярным в античности было и представление о циклическом 
характере социального развития. Этот взгляд разделяли, в частности, Платон, 
Аристотель и греческий историк Полибий (II–I вв. до н. э.). Для Древнего Рима 
характерно истолкование социального развития по аналогии с возрастными фазами 
жизненного цикла человека; в историческом процессе различали детство, юность, 
зрелость, старость.
     Вместе с тем в античности существовала и идея прогресса, совершенствования,
 развития по восходящей. Но она не играла заметной роли и относилась не столько 
к обществу в целом, сколько к развитию знаний, науки и техники.
     Средневековое европейское сознание, как обыденное, так и теоретическое 
(преимущественно теологическое), ориентировано главным образом на прошлое [28, 
136]. Учения относительно будущего спасения, совершенства, “тысячелетнего 
царства” Бога и праведников (хилиазм) чаще всего представляли собой не 
констатации исторического процесса, а именно веру в будущее торжество 
определенного идеала (спасения, справедливости и т. д.). Правда, историки 
социальной мысли находят элементы концепции прогресса и в средние века. 
Например, итальянский мыслитель Иоахим Флорский (Калабрийский) изображал 
всемирную историю как последовательную смену трех эпох, воплощающих членов 
святой Троицы: Отца, Сына и Святого Духа; каждая последующая эпоха является 
необходимым этапом совершенствования человечества, которое на третьем этапе 
достигает полной духовной свободы, справедливости и мира.
     Но вера в социальный прогресс в целом не характерна не только для 
средневековья, но и для мыслителей нового времени вплоть до XVIII в. Даже у 
Монтескье, не говоря о более ранних философах, не было более или менее ясной и 
развернутой концепции социальной эволюции. Чаще всего для них история выступала 
не как связная последовательность событий и институтов, а в виде набора 
поучительных “историй”. Исходя из представления об одинаковости человеческой 
природы, “они или совсем не прибегали к истории или же видели в ней не более 
как собрание типов, парадигмов для мысленной реконструкции действия одних и тех 
же законов личной или общественной жизни людей”; “они как бы не видят 
существенной разницы между прошедшим, настоящим и будущим” [27, 591–592].
     Джамбаттиста Вико разработал теорию, согласно которой каждое общество 
совершает эволюционный цикл, состоящий из трех последовательно сменяющих друг 
друга стадий: “века богов”, который представлен в мифах; “века героев”, который 
представлен в героическом эпосе; “века людей”, который представлен в 
историографии. Каждый цикл развития завершается кризисом и разрушением данного 
общества.
     Руссо, хотя и размышлял о прогрессе, считал, что он не может охватывать 
общество в целом: выигрывая в одном отношении, люди теряют в другом. В своем 
знаменитом сочинении на тему, предложенную Дижонской академией, “Способствовало 
ли возрождение наук и искусств очищению нравов?” (1750), он отрицательно 
отвечает на поставленный вопрос.
     Вольтер также не признавал общественного прогресса, утверждая, что “мир 
всегда будет таким, как теперь”. “Все к лучшему в этом лучшем из миров”, – 
иронизировал он над оптимизмом Лейбница, который заявлял в своей “Теодицее”: 
“Бог не создал бы мира, если бы он не был лучшим из всех возможных”. Подобно 
Вольтеру, и многие другие энциклопедисты также скептически относились к идее 
прогресса общества.
     В середине XVIII в., однако, среди просветителей начала зреть другая 
тенденция. Это была рационалистическая теория прогресса, согласно которой, 
несмотря на разного рода коллизии, драмы и отступления, человечество, общества, 
социальные институты постепенно и неуклонно развиваются поступательно, 
совершенствуются, движутся по восходящей линии. В основе этого прогресса лежат 
успехи человеческого разума, воплощаемые в развитии наук, техники, искусств. 
Сама разумная природа человека толкает его к тому, чтобы совершенствоваться 
самому и совершенствовать свою среду, в том числе социальную. 
Рационалистическая теория прогресса носила в значительной мере 
антропологический характер: она была теорией одновременно социального и 
человеческого прогресса.
     Первым, кто сформулировал и обосновал рационалистическую теорию прогресса, 
был Анн Робер Тюрго. В своей знаменитой речи “Последовательные успехи 
человеческого разума”, произнесенной в Сорбонне 11 декабря 1750 г., он 
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 88
 <<-