очередной порцией сакэ я, к 
своему ужасу, увидела Хацумомо с Тыквой.

– О боже! – воскликнула Мамеха и обратилась к человеку, которого она развлекала.
 – Ваши часы показывают точное 
время?
– Да, конечно, – сказал он. – Каждый вечер я сверяю их с часами на 
железнодорожном вокзале.

– К сожалению, мы с Саюри вынуждены вас покинуть. Мы обещали быть в другом 
месте еще полчаса назад.

С этими словами мы покинули комнату, а Хацумомо с Тыквой вошли в нее.

Прежде чем уйти из чайного дома, Мамеха завела меня в пустую комнату. В 
полумраке я не могла отчетливо разглядеть ее, виден был лишь абрис лица и ореол 
волос. Если я не могла рассмотреть ее, значит, и она не могла рассмотреть меня, 
поэтому я позволила себе изобразить на лице всю ненависть, которую испытывала к 
Хацумомо.

– Что ты говорила этой безумной женщине сегодня? – спросила меня Мамеха.

– Совсем ничего, 
госпожа!
– Тогда как она нас 
нашла?
– Я сама не знала, что мы будем здесь, – сказала я. – Как же я могла сказать об 
этом 
ей?
– Мои служанки знают обо всех моих встречах, но я не могу допустить... Ну ладно,
 сейчас мы пойдем на вечеринку, о которой точно никто не знает. Нага Тэруоми 
только на прошлой неделе назначили дирижером Токийской филармонии. Сегодня 
вечером он приехал в наш город, чтобы дать возможность элите оказать ему 
внимание. Честно говоря, мне не очень, хочется идти, но... по крайней мере там 
не будет Хацумомо.

Мы пересекли проспект Шийо и свернули в узкую аллею, пропахшую сакэ и жареным 
бататом. Из ярко освещенного двухэтажного особняка, оказавшегося чайным домом, 
доносился смех. Служанка проводила нас в комнату на втором этаже, где мы нашли 
дирижера с тонкими масляными волосами, зачесанными назад, крепко сжимавшего 
чашечку сакэ. Остальные мужчины в комнате играли с двумя гейшами, дирижер же 
отказался принять участие в игре. Он какое-то время говорил с Мамехой, а затем 
попросил ее исполнить танец. Не думаю, что ему действительно очень хотелось 
видеть, как она танцует, просто это позволило бы отвлечь всех от игры и 
привлечь внимание к его собственной персоне. Но когда служанка принесла сямисэн 
одной из гейш и Мамеха еще не успела принять первую позу, дверь отворилась, и...
 Думаю, вы догадались, кто стоял на пороге – Хацумомо с Тыквой. Они напоминали 
собак, упорно идущих по нашему следу.

Нужно было видеть, как Хацумомо и Мамеха улыбнулись друг другу. Могло 
показаться, что они обменялись какими-то шутками, хотя на самом деле Хацумомо 
торжествовала свою победу, ведь ей удалось найти нас, а Мамеха... думаю, 
улыбкой пыталась скрыть свою злость. Я видела, как во время танца она сжимала 
челюсть и раздувала ноздри. Закончив танец, Мамеха даже не стала садиться за 
стол, а лишь сказала 
дирижеру:
– Огромное спасибо за приглашение. Боюсь, уже слишком поздно... Мы с Саюри 
должны идти...

Не могу передать вам, с каким удовлетворением Хацумомо смотрела нам вслед.

Я спускалась за Мамехой по лестнице. На нижней ступеньке она остановилась и 
подождала меня. Та же молодая служанка, показывавшая нам дорогу наверх, вышла 
проводить нас.

– Какая же непростая жизнь у служанок! – сказала ей Мамеха. – Наверно, тебе 
многое хочется купить, а зарплата у тебя очень маленькая. А скажи мне, на что 
ты потратишь только что заработанные 
деньги?
– Но я ничего сейчас не заработала, госпожа, – сказала она и при этом так 
нервничала и суетливо сглатывала слюну, что я поняла – она лжет.

– Сколько денег тебе обещала 
Хацумомо?
Служанка опустила глаза в пол. Итак, Хац