момо подкупила по крайней мере одну 
служанку в каждом первоклассном чайном доме Джиона. Она попросила их звонить 
Йоко – девушке, отвечавшей на телефонные звонки в нашей окейе, – как только мы 
появимся на вечеринке. В тот момент мы еще не знали, что Йоко тоже замешана в 
этом, но существование какой-то цепочки не вызывало сомнений.

Служанка не могла заставить себя посмотреть Мамехе в глаза. Даже когда Мамеха 
подняла ее лицо за подбородок, девочка продолжала смотреть в пол, словно вместо 
глаз у нее были свинцовые шары. Мы вышли из чайного дома и еще какое-то время 
слышали голоса, доносившиеся из окон на втором этаже.

– Как ее зовут? – спросила Хацумомо.

– Саюко, – сказал один из мужчин.

– Не Саюко, а Саюри, – сказал другой.

– Эта история характеризует ее не с лучшей стороны, лучше я не буду 
рассказывать. Она кажется очень милой на первый взгляд...

– Я не успел как следует ее разглядеть, но она очень красивая, – сказал один из 
мужчин.

– Такие необычные глаза! – воскликнула какая-то гейша.

– Знаете, что сказал о ее глазах один мужчина? – спросила Хацумомо. – Он сказал,
 что они цвета раздавленных червей.

– Раздавленных червей... Я никогда не слышал о существовании такого цвета.

– Хорошо, расскажу вам, что я о ней знаю, – начала Хацумомо, – но пообещайте не 
повторять это. У нее какая-то болезнь, отчего ее груди стали как у старухи, 
отвислые и морщинистые. Это выглядит просто ужасно! Я как-то видела ее в бане...

Мы с Мамехой остановились, чтобы послушать, но после слов Хацумомо Мамеха 
подтолкнула меня вперед, и мы вместе пошли по аллее. Мамеха на секунду 
остановилась и 
сказала:
– Я пытаюсь сообразить, куда бы мы могли пойти, но не могу придумать ни одного 
места. Если эта женщина нашла нас здесь, думаю, она сможет найти нас повсюду в 
Джионе. Тебе лучше сейчас вернуться в окейю, Саюри, а я тем временем подумаю, 
что мы сможем сделать.

Однажды, во время Второй мировой войны, спустя несколько лет после событий, о 
которых я сейчас рассказываю, во время вечеринки один офицер вынул из кобуры 
пистолет и положил его на циновку, пытаясь произвести на меня впечатление. 
Помню, красота пистолета потрясла меня: совершенные линии, красивый серый блеск 
металла. Промасленная деревянная рукоять была богато украшена. Но когда я 
подумала о его назначении и услышала истории его хозяина, этот пистолет из 
прекрасного превратился для меня во что-то ужасное.

Примерно то же самое произошло со мной по отношению к Хацумомо, после того как 
она навредила мне в начале моей карьеры. Не могу сказать, что я никогда раньше 
не считала ее монстром. Но я всегда признавала ее красоту, а теперь перестала. 
В то время как для успешной карьеры нужно было посещать десять – пятнадцать 
банкетов и вечеринок каждый день, я вынуждена была проводить вечера в окейе, 
практикуясь в игре на сямисэне или в танце, словно за последний год в моей 
жизни ничего не изменилось. Когда Хацумомо проходила мимо меня по коридору, 
великолепно одетая, с прекрасным макияжем, как луна на ночном небе, уверена, 
что даже слепой сказал бы, что она красива. Я же не чувствовала по отношению к 
ней ничего, кроме ненависти.

Несколько раз меня приглашала к себе Мамеха. Каждый раз я надеялась, что она 
придумала какое-то противоядие против Хацумомо. Но она лишь просила меня 
выполнить поручения, которые не могла доверить своим служанкам. Однажды я не 
выдержала и спросила, что меня ждет в ближайшем будущем.

– Боюсь, Саюри-сан, тебе придется на какое-то время исчезнуть, – сказала она. – 
Я понимаю, как тебе хотелось бы разделаться с этой опасной женщиной, но до тех 
пор, пока я не продумаю до конца свой план, тебе лучше не сопровождать меня в 
Джионе.

Конечно, очень обидно такое слышать, но Мамеха была права. Н