на лице 
произнесла:
– О боже! Какое странное совпадение. Это новенькая! На самом деле я не должна 
рассказывать эту историю, чтобы не смутить бедное создание.

Я надеялась, что Мамеха извинится и уйдет с вечеринки вместе со мной. Но она 
лишь бросила на меня беспокойный взгляд. Видимо, она почувствовала, что 
оставить Хацумомо наедине с этими мужчинами равносильно тому, что покинуть 
горящий дом, лучше остаться и контролировать ситуацию.

– Наверное, нет ничего более сложного, чем быть новенькой, – сказала Хацумомо.
 – Ты так не думаешь, 
Тыква?
Тыква к тому времени находилась в роли новенькой уже шесть месяцев и считалась 
оперившейся начинающей. Я посмотрела на нее в надежде получить поддержку, но 
она сидела, уставившись в стол. Я знала ее так хорошо, что, заметив маленькую 
морщинку над ее носом, поняла, как она расстроена.

– Да, госпожа, – сказала она.

– Такое трудное время в жизни, – продолжала Хацумомо.

– Я до сих пор помню, как тяжело мне приходилось. Как тебя зовут, маленькая 
новенькая?
К счастью, мне не пришлось отвечать, потому что заговорила 
Мамеха:
– Ты безусловно права, называя это время очень тяжелым в твоей жизни, 
Хацумомо-сан, ведь ты была такой неуклюжей.

– Я хочу услышать продолжение истории, – сказал один из мужчин.

– И смутить бедную новенькую, оказавшуюся с нами впервые? – спросила Хацумомо.
 – Я расскажу только в том случае, если вы будете считать, что эта история 
произошла с какой-нибудь другой девочкой.

Хацумомо была дьявольски изобретательна. Если раньше мужчины могли и не 
соотносить рассказанную историю со мной, то теперь сделают это обязательно.

– Итак, на чем я остановилась? – начала Хацумомо. – Ах да. Я упомянула эту 
новенькую... Не могу вспомнить ее имя, но я должна дать ей какое-нибудь имя, 
чтобы вы не путали ее с этой бедной девочкой. Скажи мне, маленькая новенькая, 
как тебя 
зовут?
– Саюри, госпожа, – ответила я, и мое лицо покрылось нервной испариной. Я 
испугалась, что макияж начнет плавиться и капать мне на подол.

– Саюри. Как мило! Хотя имя тебе не очень подходит... Итак, давайте назовем 
новенькую в этой истории Маюри. Однажды я шла с Маюри вдоль проспекта Шийо в 
окейю ее старшей сестры. Дул ужасный ветер, такой сильный, что выбивал окна. 
Бедная Маюри в тот день впервые надела кимоно. Она оказалась не тяжелее 
листочка, и большие рукава кимоно выполняли роль парусов. В тот момент, когда 
мы собрались пересечь улицу, я не обнаружила ее рядом, а где-то вдалеке 
раздавались слабые стоны, что-то вроде «А-а-а»...

Тут Хацумомо обернулась и посмотрела на меня.

– У меня недостаточно высокий голос, – сказала она. – Произнеси это так, как ты 
говорила это тогда.

Что мне оставалось делать? Я постаралась изобразить голосом то, о чем она меня 
просила.

– Нет-нет, гораздо выше... Ну да не важно! – Хацумомо повернулась к сидящему 
рядом мужчине и произнесла грудным голосом: – Она не очень способная, правда 
же? – Потом покачала головой и продолжила: – Обернувшись, я увидела, как ветер 
уносит от меня бедную Маюри, ее руки и ноги болтались на ветру до тех пор, пока 
она не оказалась рядом с машиной. Думаю, нет необходимости описывать 
подробности случившегося дальше...

– Ну почему же? – возразил один из мужчин.

– У вас что, совсем нет воображения? – воскликнула Хацумомо. – Ветер задрал ее 
кимоно выше бедер. Ей не хотелось предстать перед кем-нибудь обнаженной, 
поэтому она резко обернулась, но при этом ее интимные места оказались напротив 
лобового стекла, прямо перед глазами водителя... Мужчины зашлись от смеха, в 
том числе и Директор, постукивавший одновременно чашкой с сакэ об стол.

– Почему со мной не происходит ничего подобного? – спросил он.

– Но, Директор, – сказала Хацумомо, – девушка была новенькой. Скорее всего, 
водитель ничего интересного не увидел. Представьте, что вам удалось увидеть эту 
девушку лежащей на этом столе...

Хацумомо безусловно говорила обо мне.

– Скорее всего, она ничем не отличается от 
ребенка!
– У девочек волосы между ногами начинают появляться уже лет в одиннадцать, – 
сказал один из мужчин.

– Сколько тебе лет, маленькая Саюри-сан? – спросила меня Хацумомо.

– Мне четырнадцать, госпожа, – сказала я ей как