ва не сидела у входа, я бы забрала ее пару. Вместо этого пришлось 
взять очень плохие и слишком большие для меня деревянные туфли, 
использовавшиеся для хождения по грязному двору.

Закрыв за собой люк, я засунула свою ночную рубашку под бак, залезла наверх и 
перекинула ногу через конек крыши. Не могу сказать, чтобы я не боялась, но 
голоса, доносившиеся с улицы, звучали где-то очень далеко внизу. Но поддаваться 
страху у меня не было времени, ведь в любой момент кто-нибудь из прислуги или 
даже Мама или Анти могли подняться наверх и обнаружить меня. Я взяла в руки 
туфли и осторожно пошла вдоль конька крыши. Путь оказался гораздо труднее, чем 
я себе представляла. Каждый шаг эхом отдавался на соседних крышах.

Переход на другую сторону окейи занял у меня несколько минут. Внизу, на улице, 
стояла абсолютная темнота. Я перебралась на более низкую крышу соседнего здания,
 но все равно слишком высокую и крутую, чтобы бесстрашно спуститься вниз. Не 
надеясь, что следующая крыша лучше, я запаниковала, но все равно продолжала 
двигаться вдоль конька до тех пор, пока не дошла до конца блока, выходящего 
одной стороной в открытый двор. Если бы мне удалось добраться до водосточной 
трубы, можно было бы спуститься по ней до низкой крыши сооружения, скорее всего 
бани, а оттуда спрыгнуть вниз.

Мне совершенно не хотелось после прыжка оказаться во дворе какого-нибудь 
другого дома, без сомнения, тоже окейи. Ведь в нашем квартале располагались 
только окейи. Кто-нибудь, кому нужна гейша, поймает меня и не отпустит. К тому 
же ворота могут быть, так же как наши, закрыты. Я бы не выбрала этот маршрут, 
если бы видела что-нибудь более безопасное.

Я сидела на коньке крыши и прислушивалась ко всем звукам, доносившимся из 
внутреннего двора, но слышала только смех и разговоры на улице. И все же я 
считала: лучше уж прыгнуть во двор, чем дождаться, пока кто-нибудь в окейе 
обнаружит мое отсутствие. Если бы тогда я могла предположить, что поставлено на 
карту и сколько вреда я причиню себе этим прыжком, то, возможно, вернулась бы 
обратно. Но я была всего лишь ребенком, отправившимся на поиски приключений.

Я перекинула ногу через конек и с ужасом поняла – крыша гораздо круче, чем мне 
представлялось. Сделав попытку вернуться, я повисла на коньке крыши, держа 
туалетные туфли в руках и понимая, что уже никогда не смогу подтянуться и у 
меня единственный путь – катиться вниз. Но, мне кажется, в тот момент, когда я 
это поняла, я уже и так непроизвольно скатывалась. Сначала я съезжала довольно 
медленно, и это вселило в меня надежду, что удастся ненадолго остановиться на 
краю крыши. По пути я потеряла одну туфлю, и она скатывалась рядом, пока не 
послышался шлепок при ее падении на землю. Последовавшие за тем звуки были для 
меня гораздо страшнее – звуки шагов, приближающихся ко внутреннему дворику.

Много раз я видела, как мухи держатся на вертикальной стене так, будто сидят на 
горизонтальной поверхности. Я не знала, то ли у них липкие лапы, то ли они 
очень легкие, но, услышав приближающиеся ко внутреннему дворику шаги, я 
пыталась удержаться на стене, как муха. Цепляясь коленями и локтями, я все же 
стремительно падала вниз.

Какое-то время после падения вокруг меня стояла пугающая тишина, и я ничего не 
слышала. Приземление можно было считать удачным, по крайней мере головой я 
ударилась не сильно. Не знаю, где стояла женщина и вообще, была ли она во дворе 
при моем падении с неба. Но она точно видела, как я падала с крыши, потому что, 
лежа на земле, услышала ее 
слова:
– О боже! Дождем оказалась маленькая 
девочка!
Как мне хотелось вскочить и убежать, но тело меня не слушалось, а местами 
мучительно болело. Вскоре надо мной склонились две женщины. Одна из них 
непрерывно что-то повторяла, но я ничего не могла разобрать. Они переговорили 
между собой, подняли меня с земли и посадили на деревянную скамейку. Часть их 
разговора я помню.

– Я говорю вам, она спустилась с крыши, госпожа.

– Но почему она взяла с собой туалетные туфли? Ты поднялась наверх, чтобы 
сходить в туалет, девочка? Ты меня слышишь? Тебе повезло, что ты не разбилась.

Она не может вас слышать, госпожа. Посмотрите на ее глаза.

– Да все она слышит. Скажи что-нибудь, 
малышка!
Но я ничего не смогла сказать. Я думала только о Сацу, которая будет ждать меня 
напротив Театра Минамиза, а я никогда там не появлюсь.

Служанку послали пройти по улице и постучать во все двери, пока не удастся 
выяснить, откуда я появилась. Я в это время лежала в шоковом состоянии, 
свернувшись калачиком, и плакала без слез, держась за свою руку, которую очень 
сильно ударила. Вдруг кто-то поднял меня на ноги и влепил пощечину.

– Глупая, глупая девчонка! – произнес чей-то голос.

Передо мной стояла разгневанная Анти. Она вытолкала меня из чужой окейи и 
повела по улице. У входа в нашу окейю она еще раз сильно ударила меня по лицу.

– Знаешь ли ты, что натворила? – сказала она мне, но я была не в силах ответить.

– О чем ты думала? Догадываешься ли, как ты себе навредила? Глупая, глупая 
девчонка!
Такой сердитой Анти я еще никогда не видела. Она довела меня до внутреннего 
двора и положила животом на скамейку. Я принялась заранее плакать, зная, что за 
этим последует. Но прежде чем наказать меня, Анти вылила мне на платье ведро 
воды. Избив меня так, что я едва могла дышать, она перевернула меня на