|
после которого Йоко вышла и поднялась по лестнице наверх. Вниз она спустилась с
сямисэном Хацумомо в руках, уложенным и упакованным в лакированный чехол.
– Отнеси его в чайный дом Мизуки, – сказала она мне. – Хацумомо проиграла пари
и должна сыграть на сямисэне. Я не знаю, в чем дело, но она не хочет
воспользоваться инструментом, предложенным ей в чайном доме. Думаю, она просто
тянет время, так как много лет не играла на сямисэне.
Йоко, видимо, не знала, что мне запретили выходить из окейи. Она никогда не
отлучалась надолго из комнаты прислуги, боясь пропустить важный звонок, и
поэтому была мало посвящена в дела окейи. Я взяла сямисэн, и Йоко объяснила мне,
как найти чайный дом Мизуки. Я кинулась к выходу в страхе, что кто-то может
остановить меня. Прислуга, Тыква и три старшие женщины спали, а Йоко тоже скоро
собиралась уйти. Мне показалось, момент искать Сацу настал.
Вдалеке слышался гром, а в воздухе пахло дождем. Я быстро шла по улице мимо
групп мужчин с гейшами. На меня смотрели с удивлением. В те дни некоторые
мужчины и женщины в Джионе зарабатывали себе на жизнь доставкой сямисэнов. Как
правило, они были немолоды, и уж среди них точно не было детей. Меня бы не
удивило, если бы некоторые прохожие подумали, что я украла сямисэн и теперь
убегаю с ним.
Когда я дошла до чайного дома Мизуки, уже начинался дождь. Фасад здания
оказался настолько элегантным, что я боялась перешагнуть порог. За небольшой
занавеской, висевшей в дверном проеме, виднелись отделанные темным деревом
нежно-оранжевые стены. Я набралась смелости, прошла за занавеску и ступила на
пол из полированного гранита. Меня потрясло роскошное оформление всего лишь
входа в чайный дом. Тогда я еще не знала, что это один из лучших чайных домов в
Японии. Чайный дом, как вы видите, предназначен не только для чайных церемоний.
Это место, куда приходят мужчины и где их развлекают гейши.
Неожиданно открылась раздвижная дверь, вышла молодая служанка и поклонилась мне.
Видимо, она услышала стук моих башмаков о камень. На ней было красивое
темно-синее кимоно с простым серым рисунком. Еще год назад я приняла бы ее за
хозяйку этого замечательного места, но сейчас, после многих месяцев,
проведенных в Джионе, я поняла – ее кимоно, хотя и красивее всего, что носили в
Йоридо, все же слишком простое для гейши или хозяйки чайного дома. С простой
прической и в простом кимоно, она тем не менее выглядела несравненно лучше, чем
я. С сожалением посмотрев на меня, она
сказала:
– Уходи
отсюда!
– Хацумомо просила...
– Уходи сейчас же! – повторила она и закрыла дверь, не дав мне возможности
ничего сказать.
Дождь усиливался. Я обошла чайный дом и попробовала войти с заднего входа. Но
дверь открыла та же служанка. Не сказав ни слова, она взяла из моих рук сямисэн.
– Госпожа, – сказала я, – не могли бы вы сказать мне, где находится район
Миягава-чо?
– Что тебе там
нужно?
– Мне нужно там кое-что забрать.
Она как-то странно посмотрела на меня, но объяснила, как пройти.
Я решила переждать дождь под козырьком чайного дома. Прислонившись к окошку, я
отчасти могла видеть происходящее внутри. В комнате татами, залитой оранжевым
светом, шла вечеринка с участием большого количества мужчин и нескольких гейш.
На столе стояли стаканы с пивом и чашечки для сакэ. В центре внимания был, как
мне показалось, пожилой мужчина с мутными глазами. Потом я увидела Хацумомо.
Она смотрела на какую-то гейшу, стоявшую спиной ко мне.
Последний раз я видела господина Танака, когда с его младшей дочерью Кунико
смотрела в щелку жалюзи чайного дома в Йоридо. Почему-то снова появилось
чувство тяжести, уже испытанное мною у могил первой семьи отца, как будто земля
тянула меня вниз. Я отошла от окна, села на каменную ступеньку у входа и
заплакала. Мысли постоянно возвращали меня к господину Танака. Он забрал меня
от мамы и отца, продал меня в рабство, продал мою сестру в какое-то ужасное
место, а я принимала его за доброго человека. Он казался мне таким утонченным,
таким мудрым. Какой же глупой девчонкой я была! Я решила больше никогда не
возвращаться в Йоридо. А если и вернуться, то лишь затем, чтобы сказать
господину Танака, как я его ненавижу.
Когда я наконец встала и вытерла глаза, дождь уже только слегка моросил. Валуны
в аллее поблескивали при свете фонарей. Через несколько
|
|