она, – неужели тебе при виде этого не хочется 
есть?
Я обернулась и увидела вход в окейю. На дверной полочке располагалось небольшое 
святилище Синто с подношением сладкого рисового пирога. Я подумала, Тыква 
заинтересовалась именно пирогом, но ее взгляд устремился на землю. На тропинке, 
ведущей к двери, виднелись только мох и несколько кустов папоротника. И наконец 
я увидела то, чего так жаждала Тыква. На углу улицы лежала палочка с одним 
кусочком рыбы, обжаренной на углях. Торговцы продавали её с повозки прошлой 
ночью. Обычно запах соуса возбуждал меня, ведь служанкам вроде нас не давали 
практически ничего кроме риса и соленых огурцов. Один раз в день мы ели суп, а 
два раза в месяц сушеную рыбу. Но даже несмотря на это, в кусочке рыбы, лежащем 
на земле, не было, с моей точки зрения, ничего аппетитного. Тем более что по 
нему прогуливались две мухи.

Тыква принадлежала к типу женщин, склонных к полноте. Иногда я слышала, как ее 
желудок урчит от голода. И все же я не верила, что она действительно собирается 
съесть этот кусок, пока не увидела, как она оглядывается, нет ли кого на улице.

– Тыква, если ты действительно голодна, ради бога, возьми рисовый пирог с полки.
 Ты же видишь, мухи уже полакомились этой рыбой.

– Я больше, чем они, – сказала она, – к тому же есть подношение – святотатство.

Она нагнулась и подняла рыбу.

Я выросла в таком месте, где дети едят все, что движется. Однажды, в четыре 
года, с чьей-то подачки я съела живого сверчка. Но видеть Тыкву, стоящую 
посреди улицы с кусочком рыбы, облепленным мухами, казалось более чем странно...
 Она дула на мух, пытаясь отогнать их, но они только перелетали на другое место.

– Тыква, ты не сможешь его съесть, – сказала я. – Ведь это все равно что 
облизать мостовую.

– А что ты имеешь против мостовой? – спросила она.

И с этими словами – я бы не поверила, если бы не увидела собственными глазами,
 – Тыква упала на колени и, сильно высунув язык, лизнула мостовую. Я открыла 
рот от удивления. Поднявшись на ноги, она выглядела так, будто и сама не верила 
в содеянное. Тыква вытерла язык ладонью, несколько раз сплюнула, зажала кусочек 
рыбы между зубами и стянула его с палочки.

Всю дорогу от холма до деревянных ворот школьного комплекса Тыква жевала этот 
кусочек, – должно быть, ей попался хрящ. Когда мы вошли во двор, я 
почувствовала резь в желудке, таким пугающе огромным показался мне сад. 
Вечнозеленые кустарники и изогнутые сосны окружали пруд, кишащий карпами. У 
самой узкой части пруда лежала каменная плита. На ней стояли две пожилые 
женщины, прикрываясь зонтиками от утреннего солнца. На самом деле лишь 
несколько зданий комплекса принадлежали школе. Массивное здание на заднем плане 
оказалось Театром Кабуреньо, где гейши Джиона каждую весну представляли «Танцы 
древней столицы».

Тыква поспешила ко входу в длинное деревянное строение, принятое мной за жилье 
прислуги, но именно это и была школа. В ее помещении распространялся 
характерный запах жареных чайных листов, даже сейчас возвращающий мои тогдашние 
ощущения, как будто я снова иду на занятия. Я сняла туфли и хотела поставить их 
в ближайшую ячейку, но Тыква остановила меня и рассказала о существовании 
негласного правила, регламентирующего кому какую ячейку использовать. Тыкве, 
как одной из новых учениц, полагалась верхняя. А я, так как вообще пришла 
сегодня впервые, должна была поставить свою обувь еще выше.

– Будь очень аккуратна, не наступи на чужие туфли, когда будешь ставить наверх 
свои. Если ты случайно сделаешь это, то услышишь такую брань, что твои уши 
покроются волдырями.

Внутри школьное здание выглядело старым и пыльным, как давно покинутый дом. В 
конце длинного зала стояла группа девочек. Я надеялась среди них увидеть Сацу, 
но когда они повернулись и посмотрели на нас, я расстроилась, не обнаружив ее. 
Волосы у всех были уложены в одинаковую для всех молодых гейш-учениц прическу – 
варэшинобу, – и они держались так, словно знали о Джионе гораздо больше, чем я 
или Тыква вообще когда-либо сможем узнать.

В просторной классной комнате в традиционном японском стиле вдоль одной стены 
располагалась большая доска, на которой на вешалках висели деревянные дощечки с 
написанными на них жирным черным шрифтом именами. Я все еще плохо читала, хотя 
ходила в школу в Йоридо, а с момента приезда в Киото каждый день около часа 
занималась с Анти. Но несколько имен я смогла п