колько минут в день, пока убирала в ее комнате. Она всегда оказывалась 
на месте, сидела за столом, обычно с бухгалтерской книгой. Мама не любила, 
когда кто-нибудь прикасался к ее постели, даже менял белье, и в ее комнате 
постоянно стоял запах грязного белья. А бумажные жалюзи на окнах были 
перепачканы пеплом ее трубки. Все это придавало ее комнате несколько 
заброшенный, мрачноватый вид.

Пока Мама разговаривала по телефону, одна из служанок принесла имбирь и 
приложила его к моему лицу. Постоянное хлопанье дверью разбудило маленькую 
собачку Мамы Таку – болезненное существо с приплюснутой мордой. Казалось, в ее 
жизни существовало всего три занятия: лаять, чихать и кусать тех, кто пытался 
ее погладить. Когда служанка ушла, Таку улеглась за моей спиной. Это был один 
из ее маленьких трюков, она любила разлечься там, где я могу нечаянно наступить 
на нее, и как только я делала это, кусала меня. Я начала чувствовать себя между 
Мамой и Таку, как мышь, попавшая в скользящую дверь, но Мама, наконец, 
перестала разговаривать по телефону и села за стол. Она посмотрела на меня 
своими желтыми глазами и 
произнесла:
– Теперь послушай меня, моя девочка. Возможно, ты слышала, как Хацумомо лжет. 
Но ей позволяется гораздо больше, чем другим, тем более тебе. Я хочу знать, 
почему она ударила 
тебя?
– Она хотела, чтобы я ушла из ее комнаты, Мама, – сказала я. – Мне очень стыдно 
за случившееся.

Мама потребовала от меня повторить сказанное с правильным акцентом, принятым в 
Киото и так трудно дававшимся мне. Удовлетворенная ответом, она 
продолжила:
– Мне кажется, ты не совсем понимаешь свои обязанности в окейе. Мы все здесь 
думаем только об одном: как помочь Хацумомо оставаться преуспевающей гейшей. 
Даже Грэнни, хотя ты ее, возможно, воспринимаешь как старуху с противным 
характером, на самом деле целыми днями думает о том, как помочь Хацумомо. – 
Понять Мамины слова я совершенно не могла. Честно говоря, даже половую тряпку 
вряд ли удалось бы убедить, что Грэнни могла кому-нибудь быть полезна. – Если 
такие уважаемые люди, как Грэнни, целыми днями работают, стараясь облегчить 
жизнь Хацумомо, представь, насколько упорнее должна работать ты.

– Да, Мама, я буду очень стараться.

– Мне не хотелось бы еще раз услышать, что ты опять расстраиваешь Хацумомо. 
Другие маленькие девочки умудряются не попадаться ей на глаза, и тебе стоит 
последовать их примеру.

– Конечно, Мама... Но, прежде чем я пойду, можно вас кое о чем спросить? Может 
ли кто-нибудь знать, где сейчас моя сестра? Мне бы хотелось послать ей записку.

У Мамы был особенный рот, слишком большой для ее лица, и поэтому большую часть 
времени он оставался открытым. Но сейчас она с усилием сжала свои зубы вместе, 
как будто давала мне возможность получше рассмотреть их.

Оказывается, так выглядела ее улыбка. Я поняла это, услышав кашляющие звуки, 
означающие, что она смеется.

– Почему я должна говорить тебе это? – спросила она.

Она еще несколько раз ухмыльнулась и махнула мне рукой, предлагая покинуть ее 
комнату.

Когда я вышла из комнаты, Анти ждала меня на лестничной клетке с поручением. 
Она дала мне ведро и отправила на крышу.

Я поднялась вверх по лестнице до люка, а затем через него – на крышу. Там, на 
деревянных подпорках, стоял бак для сбора дождевой воды. Дождевая вода стекала 
вниз и омывала туалет рядом с комнатой Мамы, так как водопровода в то время у 
нас еще не было. Погода стояла сухая, и в туалете стало вонять. Мне велели 
налить в бак столько воды, чтобы Анти смогла несколько раз сполоснуть туалет. 
Черепица в знойный полдень показалась мне горячей, как кастрюля, и я вспомнила 
о холодной воде нашего деревенского пруда, в котором мы любили купаться. Всего 
несколько недель назад я еще жила дома, но все это было уже так далеко от меня, 
сидевшей на крыше окейи. Анти попросила меня сорвать выросшую на крыше траву, 
прежде чем я спущусь вниз. Я посмотрела на окутанный туманом город, и на горы, 
окружавшие меня, как тюремные стены. Где-то под одной из этих крыш моя сестра 
так же, как и я, выполняет какие-нибудь поручения. Задумавшись, я случайно 
задела бак, и часть воды выплеснулась на улицу.

Примерно месяц спустя после моего приезда в окейю Мама объявила, что пришло 
время отправляться в школу. Проводить меня до школы и представить учителям 
поручили Тыкве. А Хацумомо после уроков предстояло отвести меня в 
регистрационный офис, о котором я никогда прежде не слышала. Этим же вечером 
мне разрешало