комната в окейе, больше, чем весь наш дом в 
Йоридо. Я не могла понять, почему ее комната настолько больше, чем у всех 
остальных, пока старшие девушки не объяснили мне, что сейчас Хацумомо – 
единственная гейша в окейе, а раньше их бывало и три, и четыре, и все они жили 
вместе в одной комнате. И хотя Хацумомо жила одна, беспорядок она устраивала за 
четверых. В тот день в ее комнате вдобавок к разбросанным журналам и кисточкам, 
оставленным на матах около крошечного столика для макияжа, я обнаружила огрызок 
яблока, а под столом – пустую бутылку из-под виски. Она, видимо, не закрыла 
окно, на которое накануне вечером пьяная повесила свое кимоно, и ветер разбил 
деревянную раму. Обычно к этому времени Анти, обязанная следить за одеждой в 
окейе, уже собирала кимоно, но тогда по какой-то причине она этого не сделала. 
Я как раз подошла к окну, чтобы закрыть раму, когда входная дверь настежь 
распахнулась, я обернулась, и Хацумомо предстала перед моими глазами.

– О, это ты? Я вижу, ты наводишь порядок в моей комнате. Это ты постоянно 
переставляешь мои баночки с 
косметикой?
– Прошу прощения, но я только передвигаю их, чтобы вытереть под ними пыль.

– Но ведь если ты будешь дотрагиваться до них, они станут пахнуть так же, как 
ты, – сказала она. – А потом мужчины будут говорить мне: «Хацумомо-сан, почему 
ты воняешь, как невежественная девчонка из рыбацкой деревни?» Думаю, ты поняла 
меня, не правда ли? Но давай для уверенности повторим все еще раз. Итак, почему 
ты не должна дотрагивалась до моей 
косметики?
Я долго заставляла себя произнести это и, в конце концов, 
сказала:
– Потому что вы станете пахнуть так же, как я.

– Очень хорошо. И что мужчины будут говорить 
мне?
– Они будут говорить: «О, Хацумомо, от тебя пахнет, как от девушки из рыбацкой 
деревушки».

– Хм... Что-то мне не нравится в том, как ты произнесла эту фразу. Но я надеюсь,
 тебе все ясно? Не понимаю, отчего девушки из рыбацких поселков так плохо 
пахнут. На днях твоя старшая сестра искала тебя здесь, и от нее исходил такой 
же отвратительный запах.

Я стояла перед ней с опущенной головой, но когда Хацумомо произнесла эти слова, 
я посмотрела ей прямо в глаза, стараясь понять, правду ли она говорит.

– Ты так удивлена! Неужели я ничего не говорила тебе? Она приходила сюда и 
рассказала мне, где живет. Возможно, она надеется, что ты найдешь ее и вы 
сможете вместе убежать.

– Хацумомо-сан...

– Ты хочешь узнать, где она? Хорошо, ты сможешь заработать эту информацию, и 
когда я придумаю как, поставлю тебя в известность. А сейчас убирайся отсюда.

Мне не хотелось ее злить, но все же, прежде чем выйти из комнаты, я 
остановилась, надеясь уговорить ее.

Хацумомо-сан, я знаю, вы меня не любите, – сказала я. – Но не были бы вы так 
добры сказать мне, где ее искать. В благодарность за это я обещаю вас больше 
никогда не беспокоить.

Мне показалось, Хацумомо очень обрадовали мои слова, лицо ее светилось от 
удовольствия. Признаться, я раньше не видела такой потрясающе красивой женщины. 
Мужчины на улице иногда останавливались и вынимали изо рта сигарету, 
залюбовавшись ею. Она подошла ко мне так близко, словно хотела что-то шепнуть 
на ухо, но, улыбнувшись, она ударила меня.

– Разве я не велела тебе выйти из моей 
комнаты?
От неожиданности я растерялась, выбежала из комнаты и упала в коридоре на пол, 
закрыв лицо руками. Вдруг открылась дверь Маминой комнаты.

– Хацумомо! – закричала Мама, помогая мне подняться.– Что ты сделала 
Чио?
– Она говорила о побеге из окейи. Я решила, будет лучше, если я ударю ее вместо 
вас. Мне кажется, вы очень заняты, чтобы заниматься этим самостоятельно.

Мама позвала прислугу, попросила принести ей свежего имбиря, отвела меня к себе 
в комнату и усадила за стол, а сама направилась к телефону, чтобы закончить 
прерванный разговор. Единственный телефон в окейе, по которому можно было 
звонить за пределы Джиона, висел на стене в ее комнате, и никому, кроме нее, не 
позволялось им пользоваться. Отходя от телефона, она оставила трубку на полке, 
а когда взяла ее снова, то сжала своими крепкими пальцами так сильно, словно 
хотела ее расплющить.

– Извините, – сказала она в трубку своим резким голосом, – Хацумомо опять бьет 
девушек.

В первые недели моего проживания в окейе я чувствовала противоестественное 
уважение к Маме – нечто сродни тому, что испытывает рыба по отношению к рыбаку, 
вынимающему крючок из ее рта. Возможно, это было связано с тем, что я видела ее 
всего не