голос.

– Грэнни,– прозвучал голос, скорее всего принадлежавший Маме,– тебе совсем не 
обязательно его пить. Анти просто хочет оказать тебе внимание.

– А это новая девочка, Мама, – сказала Анти и слегка подтолкнула меня, чтобы я 
поклонилась.

Я упала на колени и поклонилась так низко, что почувствовала затхлый запах 
фундамента. Потом я опять услышала голос 
Мамы:
– Подойди поближе. Я хочу посмотреть на тебя.

Я была уверена, она скажет мне что-нибудь еще, после того как я подойду к ней, 
но она достала трубку, затем из кармашка на рукаве кимоно вытащила шелковый 
мешочек, а из него извлекла большую щепоть табака. Она положила табак в трубку, 
а трубку сунула в рот и прикурила от спички, которую достала из маленькой 
металлической коробочки, и только после этого впервые пристально посмотрела на 
меня, попыхивая трубкой. Старуха за ее спиной тяжело вздыхала. Было невозможно 
смотреть Маме в глаза, ибо от ее лица шел дым, напоминающий пар, выходящий из 
расщелины в земле. Мои глаза тем временем стали жить своей жизнью. Чем больше я 
смотрела на Маму, тем больше удивлялась. Ее желтое кимоно было расписано 
зелеными и оранжевыми лилиями и сшито из шелка, нежного и тонкого, как паутина. 
Красно-коричневый пояс из ткани той же фактуры, но более массивный, украшали 
золотые нити. Чем дольше я смотрела на одежду Мамы, тем больше вопросов 
возникало у меня в голове: что происходит с моей сестрой? С моим отцом и 
матерью? Что будет со мной? Каждая деталь роскошного кимоно этой женщины 
отвлекала меня от происходящего. Но потом меня ожидало потрясение: над 
воротником элегантного кимоно возвышалось до такой степени не соответствующее 
ему лицо, как если бы я разглядывала тело кошки, а в конце неожиданно 
обнаружила у нее голову бульдога. Она выглядела просто ужасно, при этом была 
настолько моложе Анти, что я никак этого не ожидала. Мама оказалась младшей 
сестрой Анти, правда, они родились не в одной семье, как мы с Сацу, а просто 
Грэнни их обеих удочерила.

Увиденное так поразило меня, так много мыслей пронеслось в моей голове, что я 
сделала практически все, от чего меня предостерегала Анти. Я посмотрела Маме 
прямо в глаза. При этом она вынула трубку и долго сидела с открытым ртом. И 
хотя я знала, что просто обязана отвести взгляд, но продолжала пялиться на ее 
глаза, показавшиеся мне совершенно необычными. Белки были не белыми и чистыми, 
а с ужасным желтым налетом, и этот цвет вызвал у меня ассоциации с туалетом, в 
который кто-то помочился. Веки были увлажнены, а кожа вокруг них обвисла. Я 
опустила глаза и наткнулась на ее все еще открытый рот.

Краски на ее лице перемешались: красные, цвета мяса, края век, а десны и язык – 
серые. Причиной этому была особая диета, которой Мама вынужденно придерживалась 
последние несколько лет, но, глядя на нее, я не могла отделаться от чувства, 
что передо мной дерево, сбрасывающее свои листья. И мне захотелось отступить на 
шаг назад, глубоко вдохнуть или как-то еще освободиться от своих чувств. В это 
время Мама произнесла своим скрежещущим 
голосом:
– Что ты 
рассматриваешь?
– Извините, госпожа. Я рассматриваю ваше кимоно. Мне кажется, я раньше не 
видела ничего столь же прекрасного.

Должно быть, я ответила правильно, если в такой ситуации это вообще возможно, 
потому что она издала звуки, напоминающие смех, хотя они и прозвучали скорее 
как кашель.

– Тебе понравилось кимоно? – спросила она, продолжая то ли кашлять, то ли 
смеяться. – Ты хоть представляешь, сколько оно 
стоит?
– Нет, госпожа.

– По крайней мере больше, чем ты, это точно.

В этот момент появилась служанка с чаем. Пока накрывали стол, мне удалось 
бросить взгляд на Грэнни. Если Мама была полной, с короткими пальцами и толстой 
шеей, то Грэнни – старой и сморщенной, приблизительно возраста моего отца, но 
выглядевшей так, словно она иссушала себя медитацией. Ее волосы напомнили мне 
спутанные шелковые нити, потому что сквозь них виднелась кожа, покрытая 
чередующимися заплатками коричневатого и красноватого цвета. Хотя сейчас она и 
не сердилась, у нее был хмурый вид.

Прежде чем заговорить, она сделала глубокий вдох, выдохнула воздух и 
пробормотала:
– Разве я не сказала, что не хочу никакого 
чая?
Она опять вздохнула, покачала головой и обратилась ко 
мне:
– Сколько тебе лет, 
малышка?
– Она года Обезьяны, – ответила за меня Анти.

– Глупое создание – обезьяна, – произнесла Грэнни.

– Девять лет, – сказала Мама. – Анти, что ты о ней 
думаешь?
Анти встала напротив меня, приподняла мою голову, и посмотрела мне в лицо.

– В ней много воды.

– Красивые