японцы, всегда рассматривали как удобрение. За эти 
годы я так похудела, что меня бы никто не узнал на улицах Джиона. Иногда 
маленький внук Арашино, Юнтаро, плакал от голода, и тогда господин Арашино 
обычно продавал очередное кимоно из своей коллекции.

Однажды ночью, весной 1944 года, через несколько месяцев после того, как я 
поселилась в семье Арашино, мы пережили первую бомбардировку. Бомбы, падающие с 
ясного звездного неба, напоминали падающие звезды. Наша жизнь вполне могла 
тогда оборваться. Но бомбы обходили нас стороной, и не только в ту ночь, но и 
каждую ночь. Часто, вечерами, мы наблюдали за тем, как от пожаров в Осака и 
Токио краснела луна, а иногда в воздухе кружился, подобно падающим листьям, 
пепел. Я сильно волновалась за Председателя и Нобу, чья компания располагалась 
в Осака, а дома – и в Осака, и в Киото. Меня интересовало, что происходит с 
моей сестрой Сацу, где бы она ни была. С момента ее побега у меня не исчезала 
уверенность в том, что когда-нибудь наши жизненные пути пересекутся. Я 
надеялась, что она может послать мне письмо в окейю Нитта или приехать в Киото 
и попытаться разыскать меня. Однажды, прогуливаясь с маленьким Юнтаро вдоль 
реки, мы бросали камешки в воду, и я почувствовала, что Сацу никогда не приедет 
в Киото. Тогда было невозможно себе представить поездку в какой-нибудь 
отдаленный город, да и мы вряд ли узнали бы друг друга. В своих фантазиях я так 
надеялась получить от нее письмо, совершенно не отдавая себе отчет в том, что 
Сацу не могла знать название окейи Нитта. Она не могла написать мне, даже если 
бы захотела. Конечно, она могла разыскать господина Танака, но ей бы это не 
пришло в голову. Пока маленький Юнтаро бросал камешки в реку, я обливала свое 
лицо водой, улыбаясь ему и делая вид, что мне просто жарко. Моя маленькая 
хитрость удалась, и Юнтаро не заметил моих слез.

Несчастья подобны сильному ветру. Я не имею в виду, что он сбивает нас с 
намеченного пути. Он срывает с нас одежду, и мы остаемся такими, какими на 
самом деле являемся, а не такими, какими хотели бы казаться. Дочь господина 
Арашино, например, во время войны потеряла мужа и после этого посвятила себя 
двум вещам: заботе о своем маленьком сыне и шитью парашютов для солдат. 
Казалось, она жила только для этого. Она становилась все тоньше и тоньше, и мы 
знали, на что уходил каждый ее грамм. К концу войны она хваталась за ребенка 
так, словно он был скалой, за которую она держалась, чтобы не упасть в пропасть.

Я уже однажды прошла через несчастья, и во время войны словно вспоминала о 
своих прошлых бедах. Если убрать элегантную одежду, умение танцевать и вести 
умную беседу, то моя жизнь была столь же проста, как камень, падающий на землю. 
Последние десять лет моей главной задачей было добиться любви Председателя. 
День за днем я смотрела на воды реки Камо и иногда бросала в них лепесток или 
соломинку, зная, что они проплывут мимо Осака прежде, чем попадут в море. 
Возможно, Председатель, сидя за столом в своем кабинете, выглянет в окно и 
увидит эти лепесток или соломинку и, может быть, вспомнит обо мне. Но потом я 
начинала думать, что даже если он откинется в своем кресле и увидит этот 
лепесток, то скорее всего подумает не обо мне. Он всегда был добр ко мне, и это 
правда, но он просто добрый человек. Он никогда не давал понять, что я та самая 
девочка, которую он когда-то утешил.

Однажды мне пришла в голову мысль, более болезненная, ч