акаронинами или рисовую кашу с 
картофельными очистками, сваренную на воде.

Поэтому можете представить, как мы боялись работы на фабрике. Каждый день мы 
радовались, что Джион еще не закрыт.

Однажды, когда январским утром следующего года я стояла в очереди за рисом, 
держа в руках купоны, хозяин магазина 
прокричал:
– Это 
случилось!
Мы переглянулись. Я так замерзла, что мне было все равно, о чем он кричит. 
Наконец, стоявшая передо мной гейша 
спросила:
– Что, война 
закончилась?
– Правительство объявило о закрытии районов гейш, – сказал он. – Всем вам 
велено явиться в регистрационный офис завтра утром.

Мы прислушивались к звукам радио в магазине. Я посмотрела на лица других гейш, 
стоявших рядом, и поняла, что все мы думаем об одном и том же: кто из знакомых 
нам мужчин спасет нас от работы на 
фабриках?
Хотя Генерал Тоттори считался моим данной до предыдущего года, его хорошо знали 
многие гейши. Я должна была найти его раньше, чем кто-либо другой. Спрятав свои 
купоны в карман крестьянских брюк, я отправилась в северо-западную часть города,
 несмотря на то, что была недостаточно тепло одета для такой холодной погоды. 
Генерал жил под арестом в гостинице Суруйя, там же, где мы встречались дважды в 
неделю много лет.

Я появилась в гостинице через час, трясущаяся от холода и вся запорошенная 
снегом. В ответ на мое приветствие хозяйка долго смотрела на меня, прежде чем 
поклониться, извиниться и сказать, что не знает меня.

– Это я, госпожа... Саюри! Я пришла поговорить с Генералом.

– Саюри-сан, боже! Никогда не думала, что ты можешь быть похожа на крестьянку.

Она сразу же впустила меня, но сначала провела меня наверх и дала мне одно из 
своих кимоно. Она даже сделала мне макияж, чтобы Генерал узнал меня.

Генерал Тоттори сидел за столом и слушал радиоспектакль. Его рубаха была 
расстегнута и обнажала костлявую грудную клетку с редкими серыми волосами. Я 
поняла, что в последние годы ему жилось гораздо тяжелее, чем мне. Его обвинили 
в самых тяжких преступлениях: в халатности, некомпетентности, злоупотреблении 
властью и так далее. По мнению некоторых, ему повезло, что он избежал тюрьмы. 
Одна из журнальных статей обвиняла его даже в поражениях Императорского флота в 
Тихом океане, утверждая, что он недостаточно обеспечил корабли продовольствием. 
Есть мужчины, которые стойко переносят трудности, но одного взгляда на Генерала 
было достаточно, чтобы понять, что груз прошедшего года надломил его.

– Вы очень хорошо выглядите, Генерал, – сказала я, хотя, конечно, лгала. – 
Какая радость видеть вас снова! Генерал выключил радио.

– Ты не первая приходишь ко мне, – сказал он. – Я ничем не могу помочь тебе, 
Саюри.

– Но я так спешила. Не могу представить, что кто-то опередил меня.

– С прошлой недели практически все знакомые гейши приходили ко мне, но у меня 
больше нет друзей, находящихся у власти. Не понимаю, почему гейша твоего уровня 
обращается ко мне. Ты нравилась столь многим влиятельным мужчинам.

– Нравиться и быть настоящим другом, желающим помочь, – две огромные разницы, – 
сказала я.

– Да, это так. Какого рода помощь ты хочешь от меня 
получить?
– Любую помощь, Генерал. В эти дни в Джионе только и говорят, что об ужасной 
жизни на фабриках.

– Жизнь будет ужасной только для счастливчиков, остальным не удастся даже 
увидеть окончание войны.

– Я не понимаю.

– Скоро посыпятся бомбы, – сказал Генерал. – Фабрикам же достанется в первую 
очередь. Если ты хочешь остаться в живых, лучше найти кого-то, кто сможет 
спрятать тебя в безопасном месте. К сожалению, я этого сделать не смогу. У меня 
не осталось никакой власти.

Затем Генерал спросил, как чувствуют себя Мама и Анти, и попрощался со мной.

По пути в окейю я сказала себе, что пришло время действовать, но не могла 
придумать как. Простая задача – не поддаться панике – казалась мне самым 
большим, на что я была способна. Я пошла к Мамехе. Она теперь жила в другой 
квартире, гораздо меньшей, в которую переехала несколько месяцев назад, потому 
что ее контракт с Бароном закончился. Я надеялась, что она подскажет мне, в 
каком направлении двигаться, но ее ситуация была не лучше моей.

– Барон не собирается мне помогать, – сказала она с грустью. – И мне не удалось 
связаться больше ни с кем из знакомых мужчин. Подумай, Саюри, к кому ты можешь 
обратиться за помощью, и сделай это как можно скорее.

К этому времени я уже больше четырех лет не общалась с Нобу и знала, что не 
смогу подойти к нему. Что же касается Председателя, то я никогда бы не посмела 
попросить его о каком-либо одолжении. Как бы тепло он ни говорил со мной, он 
никогда не приглашал меня на свои вечеринки. Мен