ла основным источником доходов для окейи, но даже мне потребовалось 
какое-то время для избавления от ростков, посеянных Хацумомо. Даже спустя годы 
после ее исчезновения каждый раз, когда мужчина как-то странно смотрел на меня, 
я думала о том, что, видимо, Хацумомо наговорила ему гадостей обо мне. Каждый 
раз, поднимаясь по лестнице на второй этаж окейи, замирая от страха, я боялась 
увидеть на лестничной клетке Хацумомо, снедаемую постоянным желанием кого-то 
обидеть. Не могу сказать вам, сколько раз я доходила до последней ступеньки и 
неожиданно понимала, что Хацумомо больше нет в окейе. Она ушла, но, казалось, 
даже само пространство комнаты сохраняло ее присутствие. Даже сейчас, будучи 
пожилой женщиной, я иногда, глядя в зеркало своего столика для макияжа, боюсь 
увидеть ее ухмыляющийся призрак.




Глава 
28

В Японии годы от Депрессии и до конца Второй мировой войны называются куройтани 
– долина мрака, – когда многие люди жили, словно накрытые волной. Хотя живущие 
в Джионе чувствовали себя не так плохо. В то время как большинство японцев жили 
в темной долине на протяжении всех 1930-х годов, Джион согревался лучами солнца.
 Думаю, нет необходимости объяснять почему. Женщины, бывшие любовницами 
министров, морских офицеров и прочих представителей элиты, жили гораздо лучше 
остальных. Джион можно было сравнить с озерами на вершине горы, в которые 
попадает много дождевой воды.

Благодаря Генералу Тоттори наша окейя тоже была одним из озер, в котором 
собиралась дождевая вода. Жизнь становилась хуже и хуже, а мы даже после 
введения нормирования продуктов регулярно продолжали получать еду, чай, белье и 
даже такие излишества, как косметику и шоколад. Нам разумнее было бы хранить 
это все у себя за закрытыми дверьми, но Джион – не то место, где это возможно. 
Мама очень многое отдавала, но не потому, что была щедрой женщиной, а потому, 
что все мы напоминали пауков, собравшихся на одной паутине. Время от времени 
приходили люди с просьбой о помощи, и мы с радостью давали им, что могли. 
Осенью 1941 года, например, военная полиция остановила служанку с коробкой, в 
которой купонов оказалось в десять раз больше, чем могла иметь ее окейя. Ее 
хозяйка направила девушку к нам, чтобы спрятать у нас купоны. Каждая окейя в 
Джионе прятала купоны. Чем лучше окейя, тем больше у нее было купонов. Служанку 
послали к нам, а не к кому-нибудь еще, потому что Генерал Тоттори велел военной 
полиции не трогать нас. Так что в нашем озере была самая теплая вода.

Но ситуация в стране постепенно усугублялась, и наконец наступил момент, когда 
за тучами скрылись последние лучи ее солнца. Это произошло неожиданно, за две 
недели до Нового года, в декабре 1942-го. Я завтракала или по крайней мере 
первый раз ела в тот день, когда мужской голос прокричал что-то у входа в окейю.
 Я подумала, это разносчик еды, поэтому продолжала есть, но спустя какое-то 
время служанка вошла ко мне и сказала, что военный полицейский спрашивает Маму.

– Военный полицейский? – спросила я. – Скажи ему, что Мамы нет.

– Я сказала, госпожа. Он на это ответил, что хочет переговорить с вами.

В прихожей я увидела полицейского, снимающего свои ботинки. Возможно, многие бы 
вздохнули облегченно, увидев, что его пистолет спрятан в кожаный чехол. Но я 
говорила уже, что наша окейя до этого времени жила по своим законам. Обычно 
полицейский вел себя более скромно, чем большинство посетителей. Но увидеть его 
снимающим ботинки и входящим независимо от того, пригласили мы его или нет... Я 
поклонилась ему и поприветствовала, но он лишь бросил на меня взгляд, словно 
говоря, что разберется со мной позже. Наконец, он стянул носки, отложил шляпу и 
сказал, что хотел бы посмотреть наш огород, даже не извинившись за доставленное 
беспокойство. В это время практически все в Киото превратили свои декоративные 
сады в огороды, но мы были исключением. Генерал Тоттори обеспечивал нас всеми 
необходимыми продуктами, и не было необходимости перепахивать наш сад. Мы 
продолжали наслаждаться мхом, папоротниками и карликовым кленом в углу. Стояла 
зима, и я надеялась, полицейский лишь посмотрит на замерзшую землю и представит,
 что мы сажали тыкву и батат среди декоративных растений. Поэтому я молча 
проводила его во двор. Он наклонился и потрогал землю пальцами. Думаю, хотел 
проверить, была ли земля обработана для посадок.

– Офицер, – сказала я, – мне очень неудобно, но у нас не было возможности 
посадить какие-то овощи.

– Значит, ваши соседи не обманули меня, – сказал он.

Он достал из своего кармана листок бумаги и начал зачитывать длинный список 
преступлений, совершенных нашей окейей.

Я не помню все из них, но среди них были: нелегальное хранение хлопчатобумажных 
тканей, сокрытие металлических и резиновых изделий, необходимых для военных 
нужд, неправильное и