в Англию ходила шутка о его разбитом сердце, потому что Баюри-сан не 
интересовали мужчины.

– Мне грустно, – сказала спокойно одна из гейш, – что роман не состоялся.

Все, кроме Хацумомо, засмеялись, она же продолжала сердито смотреть на Шойиро.

– Сейчас я вам покажу разницу между мной и Баюри-сан, – сказал Шойиро.

Он встал, попросил Мамеху присоединиться и провел ее на свободное место в 
комнате.

– Во время работы я выгляжу так, – сказал он.

Он начал ходить из одного угла в другой, держа в руке веер и энергично работая 
запястьем. Голова его при этом болталась взад-вперед, как на качелях.

– Когда же работает Баюри-сан, он выглядит следующим образом.

Тут он схватил Мамеху, при этом надо было видеть удивленное выражение ее лица, 
когда он прижал Мамеху к полу в страстном объятии и осыпал поцелуями ее лицо. 
Все в комнате захлопали в ладоши. Все, кроме Хацумомо.

– Что он делает? – тихо спросил меня Тачибана. Мне показалось, что никто не 
слышал его вопроса, но, прежде чем я успела ответить, Хацумомо 
закричала:
– Он корчит из себя дурака, вот что он 
делает!
– О, Хацумомо-сан, – сказал Шойиро. – А ведь ты 
ревнуешь!
– Конечно! – сказала Мамеха. – Вы должны поцеловать ее так же, как и меня.

Шойиро с трудом уговорил Хацумомо, наконец она встала. Он обнял ее и наклонил к 
полу. Неожиданно Шойиро вскрикнул. Хацумомо ударила его, не так сильно, чтобы 
выступила кровь, но достаточно сильно, чтобы шокировать. Она встала, сверкая 
глазами от злости и сжав зубы.

– Что случилось? – спросил меня Тачибана.

Его слова прозвучали так отчетливо в тихой комнате, как будто кто-то ударил в 
колокол. Я не ответила, но когда он услышал хныканье Шойиро и тяжелое дыхание 
Хацумомо, думаю, обо всем догадался.

– Хацумомо-сан, пожалуйста, – сказала Мамеха очень спокойным голосом, – сделай 
это для меня... постарайся успокоиться.

Не знаю, то ли на нее подействовали слова Мамехи, то ли у Хацумомо 
действительно расстроилась психика, но она бросилась на Шойиро и начала 
избивать его. Мне показалось, она сходит с ума. Директор театра вскочил с места 
и побежал останавливать ее. Мамеха куда-то убежала и через минуту вернулась с 
хозяйкой чайного дома. К этому времени директор театра держал руки Хацумомо у 
нее за спиной. Я решила, что кризис миновал, как вдруг Шойиро закричал так 
громко, что слышно было на другом берегу 
реки:
– Ты монстр! Ты избила 
меня!
Не знаю, что бы мы делали без хозяйки. Она очень спокойно и по-доброму 
поговорила с Шойиро, подав сигнал директору театра вывести Хацумомо. Как я 
позже узнала, он даже не завел ее в чайный дом, а просто спустился с ней по 
лестнице и вытолкал ее на улицу.

В ту ночь Хацумомо не вернулась в окейю. Она вернулась на следующий день с 
растрепанными волосами, и от нее пахло так, словно у нее были проблемы с 
желудком. Мама сразу пригласила ее в свою комнату, и Хацумомо долго оттуда не 
выходила.

Через несколько дней Хацумомо ушла из окейи в простом хлопчатобумажном платье, 
которое дала ей Мама, с прической, которую я никогда не видела раньше – копна 
волос, падающая на плечи, и сумкой с вещами и украшениями. Она ни с кем из нас 
не попрощалась, а просто вышла на улицу. Ушла она не по своей воле. Мама 
прогнала ее. Мамеха считала, что Мама пыталась избавиться от нее уже в течение 
нескольких лет, так это или нет, не знаю, но уверена, Мама с радостью 
избавилась от одного лишнего рта. Хацумомо уже давно не зарабатывала таких 
денег, как раньше, а сейчас было как никогда трудно добывать еду.

Если бы не поползли слухи о психической неуравновешенности Хацумомо, другие 
окейи с удовольствием бы приняли ее, даже после происшествия с Шойиро. Но она 
походила на чайник, который в один прекрасный день мог обжечь руку любого, кто 
им воспользуется. Все в Джионе понимали это.

Я даже точно не знаю дальнейшую судьбу Хацумомо. Я слышала, что через несколько 
лет после войны она работала проституткой в районе Миягава-чо, но, должно быть, 
пробыла там недолго. Один мужчина, тоже узнавший, что Хацумомо работает 
проституткой, захотел найти ее и предложить какую-то работу в своем бизнесе. Он 
искал ее, но знаю, не нашел. Спустя годы она наверняка спилась. И, конечно, она 
была не первой и не последней гейшей, кого постигла такая участь.

Так же, как человек привыкает к больной ноге, мы все в окейе привыкли к 
Хацумомо. Думаю, только со временем мы осознали, сколько же вреда она нам 
причиняла. Даже когда Хацумомо не делала ничего, а просто спала в своей комнате,
 служанки знали, что она там и в течение дня обязательно их унизит. Они жили в 
постоянном напряжении, сравнимым с прогулкой по замерзшему пруду, когда в любой 
момент может треснуть лед. Что же касается Тыквы, думаю, она привыкла к тяжелой 
зависимости от своей старшей сестры и чувствовала себя потерянной без нее.

Я ст