отражают лишь некоторую часть, отдельные аспекты жизни семьи. Объем известной 
индивиду, но не учитываемой им, информации весьма велик практически во всех 
сферах его жизни. Так, индивид может прекрасно знать о правилах уличного 
движения, всех последствиях их несоблюдения, но все же не учитывать это знание 
в реальных ситуациях, например в момент перехода через улицу. Индивид может 
обладать обширными знаниями в области психологии семейных взаимоотношений, но в 
реальных жизненных взаимоотношениях, в своей собственной семье очень мало 
учитывать эти знания. Следовательно, когда мы говорим о семейных представлениях,
 используемых индивидом при решении семейных проблем, необходимо делать 
различие между информацией, реально включаемой в такое представление, и той, 
которая могла бы быть включена. Между тем изучение именно этих «реальных» 
представлений имеет особое значение для понимания поведения членов семьи и его 
коррекции. Для того, чтобы индивид мог в различных семейных ситуациях принимать 
правильное решение, очень важно, чтобы его представление включало важнейшие, 
наиболее существенные черты данной ситуации и, далее, чтобы эти существенные 
черты были отражены правильно, адекватно. В противном случае мы будем иметь 
дело с одним
       40
       из нарушений семейных представлений: неполнотой представления (не все 
существенные черты отражены) или его ошибочностью (по одному или нескольким 
существенным признакам у индивида есть информация, но она ошибочна).
       2. Семейные представления играют значительную роль в управлении 
восприятием индивидом различных семейных ситуаций. Они определяют не только то, 
что именно представляется индивиду само собой разумеющимся и неизменным, но и 
то, какую информацию индивид стремится получить, попав в ту или иную ситуацию. 
Это связано с тем, что представление о ситуации существует у индивида, как было 
показано выше, еще до момента, когда он с ней реально встретился (в виде 
«типового сценария», «наивных психологических представлений»). Однако 
определенную часть представления индивид уже доопределяет в момент столкновения 
с ситуацией. Встретившись после работы, супруги не интересуются тем, не 
поглупел ли другой супруг за день (эта часть представления устойчива и 
определенный уровень умственных способное гей в 'этой ситуации воспринимается 
как нечто, само собой разумеющееся), но уже в первый момент встречи пытаются 
выяснить, каково настроение супруга, сильно ли он устал. И селе дования над 
«типовыми сценариями» показали, что поиск определенной информации является 
одной из важных частей практически любого сценария. Попав в любую ситуацию, 
индивид, во-первых, нечто уже знает о ней заранее и, во-вторых, нечто лишь 
предполагает и стремится уточнить, собрав определенную информацию. Направление 
сбора такой информации, а именно, что интересует индивида, обычно заложено в 
сценарии. Поэтому в изучении представлений о семье можно найти ответ на 
чрезвычайно важный для понимания нарушений в функционировании семьи вопрос, и 
именно о причинах «информационной   слепоты»   членов
       семьи: почему они не замечают, казалось бы, очевидных и очень важных для 
успешного функционирования семьи фактов.
       Проблема выявления и изучения представлений о семье. Прямыми вопросами 
можно выявить, что индивиды думают и знают о своей семье. Однако эти ответы 
покажут лишь то, что индивиды знают, но не отразят представлений, которые 
используются реально в решении практических семейных проблем. В психологии для 
изучения представлений индивида пользуются довольно сложными экспериментальными 
процедурами, малопригодными для клинических целей [Heckhauzen H., 1986J.
       Для изучения семейных представлений нами были разработаны и апробированы 
в клинической практике специальные процедуры. Основная идея их заключалась в 
том, чтобы поставить исследуемого перед необходимостью применить имеющиеся у 
него семейные представления для решения практически важных для него задач. 
Диагностическая процедура «Наивная семейная психолсмия* (НСЛ1) была 
организована следующим образом.В начале исследования у пациента создавалось 
впечатление, что изучается его социальная компетенция. Экспериментатор 
спрашивал, хорошо ли он знает людей, умеет ли определить их настроение, может 
ли он, понаблюдав за человеком, в общих чертах определить особенности его 
характера. Выполнялись и другие «задания»: например, психолог рисовал 
всевозможные картинки типа «точка —точка, запятая, минус - рожица кривая» и 
просил определить выражение лица, какое чувство оно выражает. Ответ неизменно 
признавался правильным и обследуемому говорилось, что он хорошо знает людей. 
Основные задания также предъявлялись как задачи «на знание людей». Обследуемому 
обрисовывали определенную семейную ситуацию, герой которой стоит перед выбором. 
Сообщалось, что ситуация эта   не условная,   а   реально имела
       41
       место. Предлагалось, используя свое знание людей и жизни, угадать, как в 
действительности поступил человек. Получив такое задание, обследуемый обычно 
(примерно в 80 % случаев) замечал, что для того, чтобы угадать поведение героя, 
надо что-то знать о нем. Психолог соглашался с этим и просил задать любое 
количество вопросов об особенностях ситуации и личности героя. «Спрашивайте до 
тех пор,— говорил психолог,— пока не сможете с полной уверенностью угадать, как 
поступил герой». На вопросы накладывалось одно ограничение: можно задавать лишь 
те вопросы, на которые можно ответить либо «да», либо «нет». Когда исследуемый 
задавал вопросы, они признавались очень интересными, но ответ на них давался 
уклончивый (экспериментатор сообщал, что, к сожалению, как раз этого момента он 
не знает) или «промежуточный» (например, на вопрос, доволен ли герой своей 
семейной жизнью, следовал ответ — «средне доволен») Такая тактика ответов 
ставила своей целью побудить пациента к дальнейшим вопросам. «Психологический